Штрафной батальон

– Так точно, гражданин майор! К себе, сказал, домой, значит, – повторил Павел, приходя в тихое изумление от того, что это обстоятельство возымело на комбата столь сильное действие.

– Так-так!.. – хмелея непривычным для него возбуждением, проговорил Балтус и даже прошелся с волнением взад-вперед по крылечку. – Это штрафной батальон-то дом? Впервые слышу. Не было еще в моей практике такого случая… Вот что! – вновь повернулся он к ожидавшему его по стойке «смирно» Павлу. – Пусть этот возвращенец сам ко мне обратится. – И, бросив взгляд на часы, уточнил: – В четырнадцать ноль-ноль, в штабе. Я его лично хочу увидеть.

Провожали Туманова в штаб всем взводом. Гадали: как комбат Витькиной судьбой распорядится? Шведов стоял на том, что намылит ему Балтус шею и отправит под конвоем в госпиталь. Махтуров и Баев того же мнения придерживались, считали, что лучшего и желать не следует, если дело без трибунала кончится. А Кусков, забыв про прежде высказанное опасение, яро всех оспаривал, убеждая, что Балтус – «мужик мировой» и Витьке ничего не сделает.

– Комбата, ребята, понимать надо. Не такой он души, как с виду кажется! – горячился он и выдвигал доводы:

– В бой, значится, вместе с нами ходил – раз. А его никто не заставлял, запрещено даже. Кого без дела наказал? Думаете, не знает, что в траншее делалось, когда барахло немецкое потрошили? Знает. Другой на его месте давно кой по кому из крохоборов поминки бы справил, хоть бы и для острастки, а он стерпел. С понятием потому что. Это два. Вот увидите, и Витьку оставит…

У Карзубого на каждый случай в запасе пример из лагерной или тюремной жизни имелся. Тоже с Кусковым не соглашается.

– В Магадане, – вспоминает, – раз тоже мужик один освободился. Старый был бродяга, никого на свете у него больше не осталось. Срок-то отбыл, а топать некуда. Походил, походил по городу и вертается обратно в лагерь. Просится у начальника, чтобы назад в зону взял. По-старому вроде жить не может, а начинать по-новой – поздно. Последние деньки в лагере решил дожить. Так его силком из КВЧ за хобот вытянули, справку в карман запихали – и гуляй, керя, на все четыре. Ну, тот битый был. Враз в хату к начальнику режима залетел, шмотки смотал и новый срок заработал. А так разве возьмут назад? Не-е, отправят Тумана, и думать нечего.

Бессловесный Илюшин, с жадной надеждой следивший за спорщиками, то загорался, то потухал в зависимости от того, какой довод высказывался – за или против возвращения дружка во взвод.

Туманов вернулся во взвод с парализовавшей всех постной миной. Тяжело переступил порог, обреченно поплелся в дальний угол, где спали Кусков и Садчиков. Приблизившись к последнему, оперся здоровой рукой о его плечо и… расплылся в торжествующей улыбке:

– Ну-ка ты, квартирант, ищи себе другое место. Хозяин из командировки вернулся!

Словно опомнившись, все разом, шумно выдохнули.

– У-y, рожа противная! – срываясь с нар, взвыл Кусков. – За него как за человека переживаешь, а он еще издевается, паразит!..

Повскакав с мест, штрафники вновь, как и при встрече, окружили Туманова тесным кольцом.

– Витьк, че комбат-то?

– Оставил?

Витька, обретя горделивый, независимый вид, с рассказом не торопился. Подогревая любопытство товарищей, небрежно, как будто других никогда и не курил, извлек из кармана пачку «Казбека», пустил по кругу:

– Угощайтесь, ребята, комбат подарил.

При этом широко и глуповато улыбнулся, упиваясь растерянностью вконец заинтригованных друзей.

– Да не тяни ты, олух царя небесного! Говори быстрей, че за разговор у вас там был? – подступил к нему Кусков. – Не то получишь счас у меня.

– А ниче особенного, – осанисто поддернулся Витька. – За руку комбат со мной поручкался, не ожидал, говорит. Что ж ты, спрашивает, опять в штрафной хочешь? Ага, говорю, в свой взвод хочу. Покачал он головой, а сам, ета, улыбается. Вообще-то, говорит, не имею я такого права, но раз так получилось, прикажу, говорит, тебя зачислить во взвод охраны, а все остальное – спать там и на занятия ходить – можешь со штрафниками. В общем, по-старому, с вами, значит…

– Ну да?

– Брешешь!

– Че брешешь-то?! На десять дней от работы и занятий освободил, для поправки здоровья. На перевязку в санчасть ходить приказал. А потом начальника штаба позвал и велел, чтоб справку мне об освобождении выдали. Чтоб чин-чинарем. Во, глядите! – Витька вытащил пальцами из кармана гимнастерки вчетверо сложенный листок и потряс им в воздухе. – Тут про это черным по белому пропечатано. На, Паш, зачитай.

Развернув листок, Павел прочел вслух коротенький текст, отпечатанный на машинке: «По постановлению Военного Совета № 107 от 27 апреля 1943 года Туманов Виктор Кузьмич, 1923 года рождения, согласно Указу Верховного Совета СССР от 14 декабря 1941 года считается несудимым».