Ульянцев не обиделся: начистоту так начистоту. Ответил все в том же шутливом духе:
– Фашисты, сволочи, виноваты, как бельмо я у них в глазу. Не успею появиться на виду – тут же продырявят. Ни в одной части по их милости поэтому долго не задерживался. Только начну приживаться – ив госпиталь.
– А к нам, если не секрет, каким ветром занесло?
– Перед последним ранением я здесь отдельной штрафной ротой командовал. Учли, так сказать, мой опыт и вашу нужду…
– А-а-а…
Вот, оказывается, почему новый ротный хоть и на ощупь, но не без успеха общий язык со штрафниками находит – старые они для него знакомцы.
Зауважали после того разговора штрафники лейтенанта Ульянцева, помимо всего прочего, усмотрели с ним родственную связь: тоже вроде как судьбой человек обойденный. Солдатские будни меж тем потекли установленным чередом. Со дня на день ждали пополнение, но его не было две недели. Правда, непредусмотренное, самодеятельное пополнение однажды в батальон все-таки поступило. И прибыло оно в составе одного человека целевым назначением во второй взвод второй роты.
Произошло это так. Перед самым подъемом кто-то легонько потянул Колычева за руку и позвал знакомым, извиняющимся голосом: «Паш, слышь, вставай!» Еще не придя в себя, Павел испытал раздраженное беспокойство оттого, что голос, хоть и узнанный, не мог принадлежать никому из тех, кто находился рядом. И вдруг точно прорезало: да ведь Витька это, Туманов!
Вскинувшись, протер в изумлении глаза. Нет, не мерещится – Туманов. Как есть, собственной персоной. Шинель на одно плечо наброшена, рука на перевязи, и носом растроганно шмыгает.
– Витька?! Ты, что ли?
– Ага…
Сграбастал его в охапку:
– Братва, подъем! Смотри, кто к нам явился! – зашумел так, что разом всех переполошил.
– Точно Туман, чертяка! Как сюда дорогу нашел? – с угловых нар обрадованно вопросил Кусков. – Слышь, Славк, крестник твой явился…
Все, кто и не знал Туманова, вокруг собрались, табак наперебой предлагают, тискают. Ждать ведь не ждали и думать перестали.
Витька от всеобщего внимания сконфузился.
– Ну че вы повылупились-то? Невидаль, что ль, я какая? – пробормотал смущенно. – Куда ж мне, кроме вас, податься? Свои тут…
– Постой, постой! – насторожился Павел. – А как это тебя с такой рукой из госпиталя выпустили?
Прилив бурной, безотчетной радости, вначале захвативший его целиком, теперь схлынул, и он не шутя встревожился закравшимся подозрениям.
Туманов независимо пришмыгнул носом:
– А меня, Паш, никто и не выписывал. Наоборот, дальше в тыл хотели отправить. Так я и сбег от них. Домой, значит, к вам. А то куда ж еще?
– Как сбег? – опешил Павел. – Да ты соображаешь, что это значит, дурья твоя голова, или совсем уж вертанулся?!
Совсем вертанутым Витька, по всей вероятности, себя не считал и потому, поморгав озадаченно, потянулся взглядом к товарищам, ища у них сочувствия и поддержки. Но не нашел. Лица у всех вытянулись, стали каменными.
– Ну дела! – обреченно проронил Кусков. – Упекут теперь голубчика опять на всю катушку. За милую душу…
– Что с приветом товарищ – сомнений не было. Но что до такой степени?! – уничижительно щурясь, покачал головой Шведов. – Это ж надо быть Тумановым! Ей-ей, другого такого чудика во всем батальоне не найти. Только у нас во взводе…
А Баев и Махтуров, очевидно, не в силах постичь убийственной простоты тумановских умозаключений, смотрели на него с одинаковым выражением жалости и недоумения на лицах.
Туманов, впрочем, тоже недоумевал:
– Че вы испугались-то? Я ж не куда-нибудь, а в свой батальон, назад… Че тут такого особенного?..
– Может, думаешь, тебя по головке за такие вещи погладят, благодарность объявят?
– Ниче я не думаю. Пришел, и все, а там пусть делают че хотят.
– Ну да, конечно. Главное – мы жалаем! – поддразнил Кусков. – А там хоть трава не расти…
Потом вместе стали думать, как быть. Возвращаться в полевой госпиталь с повинной и замять дело чистосердечным раскаянием Витька наотрез отказался. Переговорить с ротным? Но Ульянцев человек новый, Туманова не знает и вряд ли захочет взять беглеца под защиту. Перебрав все возможные варианты, сошлись на том, что лучше всего идти взводному просителем к самому майору Балтусу, минуя все другие инстанции. Страшновато, конечно, но и непутяя жалко. Будь что будет.
На штабное крыльцо Павел как на эшафот поднимался. И случилось так, что комбат навстречу из дверей появился. Запрещено штрафникам без вызова в штаб являться, сразу догадался, что неспроста пожаловал. Ответив на приветствие, придержал шаг.
– Слушаю вас.
Показалось Павлу, что недовольство и резкость в его голосе прозвучали, заволновался. Готовился суть дела изложить четко, убедительно, а получилось невнятно, просительно. Думал, не дослушает комбат, отмахнется. Но ошибся.
Морщинки на сурово сведенном лице Балтуса вдруг разошлись, холодные глаза подтаяли.
– Как-как – домой, говорит, вернулся? – недоверчиво переспросил он. – Прямо так и сказал?