Штрафной бой отряда имени Сталина

– Да у вас из бока торчит палка, видимо, воткнулась при падении, – он потянулся было, чтобы выдернуть ее из раны, но Грубер сердито ударил его по руке, ослаблено пошатнулся и прислонился к деревцу.

– Пустое, Петер! Что произошло?

– Мы сняли русского, герр гауптштурмфюрер, – начал докладывать рядовой, частя и сбиваясь. – Обошли его с тыла. Ганс, молодчина, ударил в спину очередью. Перевернули на спину, Ганс поставил на него ногу. Русский, скотина, столкнул с груди сапог, ребята подумали, что он заслужил солдатскую смерть, а у этого фанатика за пазухой оказалась граната.

Грубер взглянул на лицо подчиненного. По честному немецкому лицу Петера текли слезы, оставляя дорожки в покрывшей кожу пыли. Иоахим на мгновение подумал о том, сколько таких простых немецких мальчишек теряют свои жизни прямо сейчас по всему миру или плачут, теряя своих товарищей у себя на глазах. Он прогнал из сердца эту щемящую сентиментальную слабость, не выгнав совсем, но запрятав поглубже:

– Соберись, солдат! – Петер выпрямился, вытер лицо рукавом. – Быстро позови гауптмана егерей и моего фельдфебеля.

Эсэсовец бросился выполнять приказ, но гауптман и фельдфебель уже спешили к нему с обеспокоенными лицами, а за ними бежал невесть откуда взявшийся военный врач. Грубер вздохнул, выпуская воздух сквозь сжатые от боли зубы.

Предатель бежал, но радоваться свободе ему оставалось недолго. Кольцо погони неумолимо сжималось вокруг него. Эсэсовцы и егеря криками загоняли его, но тот, петляя, словно заяц, ухитрялся все время оставаться чуть впереди, то и дело огрызаясь яростными жалящими автоматными очередями. Высунувшийся вперед гауптман егерей получил легкое касательное ранение в руку и теперь командовал погоней сзади, окриками подгоняя вперед своих подчиненных.

Конкин в который раз скрипнул зубами. Все пошло насмарку. Он своими глазами видел смерть Коловрата, заплакал, не сдержав слез. К счастью, Грубер отнес его слезы на счет убитых «товарищей». Сейчас они загонят эсэсовца-предателя, и тот под пыткой выдаст его, подумал Конкин. Он устало вздохнул: будь что будет, и пошел вперед, на стрельбу, не желая больше нагибаться и прятаться от пуль.

Петер Хессбрук бежал отчаянно, из последних сил напрягая ноги, стремясь уйти как можно дальше, чтобы запутать погоню, чтобы увести преследователей прочь от тайника, где он спрятал мальчишку-«ангела». Петер знал, что сам он – уже покойник, знал, что впереди его ждет мучительная смерть, но это не пугало его. Лицо Петера сияло радостью, он был горд и счастлив тем, что сумел продержаться так долго.

– Господь вознаградит меня, – крикнул он, опустошая автоматный магазин в своих недавних сослуживцев, с которыми больше не желал иметь ничего общего, стреляя в этих нелюдей, прихвостней антихриста.

Петер Хессбрук не был ни антифашистом, ни коммунистом-подпольщиком. Он был простым немецким парнем, добровольно вступившим в Орден СС. Но самым главным его качеством было то, что Петер был ярым католиком, приведенным в религию собственной матерью. В Третьем рейхе не очень-то жаловали христианство, но поначалу Хессбрука это не беспокоило. Привлеченный блеском эсэсовских мундиров, обрядов и почета, окружавшего службу, он чувствовал, что делает правильное дело, участвуя в погромах евреев, распявших Христа.

Понимание пришло к нему после первого же визита к «Яме», когда им приказали избавиться от бракованного «материала». Шок, испытанный богобоязненным Петером при расстреле детей, был настолько силен, что вся его душа перевернулась.

Он жал на курок механически, не следя за тем, куда летят пули. Взгляд его был прикован к лицам товарищей, которые наслаждались убийством детей, а онемевшие губы шептали: «Не повинуюсь лжепророкам».

Появление «ангела», которого пытали эти подонки в белых халатах, стало последней каплей. Собственная жизнь давно уже не была сколько-нибудь ценна для Петера Хессбрука, до этого дня он жил словно по инерции, но теперь он понял, для чего Господь берег его все это время. Он понял, как сможет отмыться от пролитой детской крови, запятнавшей его душу, казалось, навсегда.

Теперь он шел на смерть исполненный радости, не жалея ни о чем, ЗНАЯ, что он попадет на Небеса и мечтая лишь об одном – не дать приспешникам сатаны добраться до спрятанного им «ангела». Он бежал вперед, проскочил через густой кустарник одним махом, оказался у края высокого обрыва и, не колеблясь, прыгнул вниз, сжав вместе ступни ног и согнув колени так, чтобы превратиться в пружину, как его учили на курсах парашютистов. Повезло, он упал удачно, перекатился на бок и бросился бежать и бежал бы так, пока не взорвется его сердце, но тут левая нога его провалилась в трещину между корнями деревьев и кости голеностопа хрустнули. Петер рухнул, его мозг пронзила жгучая боль, но он даже не застонал, продолжая радостно улыбаться.

* * *