Штрих-код

Катю накрыло тишиной – такой глубокой и густой, что Катя испугалась, что оглохла. Ростислав взял ее за запястье, прикосновение отдалось ударом тока, и сердце на мгновение остановилось.

Сквозь тьму засверкали проблесковые огни. Полиция, скорая помощь, машины на дороге, смятые фантики. Катя лежала в мешке для трупов – сломанная марионетка, изувеченная, никому не нужная.

– Я, Ростислав Белецкий, запечатляю Екатерину Кравцову своим фамильяром. Клянусь защищать ее, пока жив.

Чья-то рука выплыла из темноты, дотронулась до воскового лба Кати. Провела пальцами, вычерчивая какой-то знак.

– Я, Екатерина Кравцова, – Катя готова была поклясться, что не говорила этого. Невидимая властная сила овладела ее языком, губами, глоткой, невидимая сила говорила за нее, – запечатляюсь фамильяром по доброй воле.

Боль в запястье была такой, словно Катя окунула руку в кипяток. Растаяло тело в мешке для трупов, утекли прочь полицейские машины – Катя вновь была в комнате, и ее запястье оплетала сверкающая алая лента. Такая же тянулась к руке Ростислава, и Катя поняла, что лента живая, что она сейчас проникает в их руки, втекает под кожу, неразрывно сшивая двоих в одно существо.

Потом боль стала такой, что Катя потеряла сознание – и очнулась, когда прямо над ней спросили:

– Гуревич, и давно ваши преподаватели спят со студентками, пока я их зову?

Катя открыла глаза. Прямо над ней, бесконечно высоко плавало лицо Выгоцкого – грубо слепленная маска ярости.

Катя встрепенулась: поняла, что в это время лежала головой на коленях сидящего на диванчике Ростислава, что в ярко освещенной комнате полно народу, что за спиной короля стоят гнилые гончие в человеческом обличье – и все они смотрят на нее и на Ростислава.

– Это запечатление, Илья Владимирович, – негромко сказал седой мужчина с лицом, похожим на потрескавшуюся деревянную маску. Казалось, ему больно было говорить в присутствии короля. – Теперь они мастер и фамильяр.

Катя села, беспомощно обернулась на Ростислава – тот медленно поднялся с дивана, и в его лице светло пульсировало торжество победы. И Выгоцкий наткнулся на бешеный взгляд, на сумасшедшую улыбку, на вскинутую руку, на запястье которой угасала алая нить.

Так они стояли, смотрели друг на друга, и в комнате стало тихо-тихо.

– Значит, мастер и фамильяр, – наконец, проговорил Выгоцкий. На Катю он не смотрел, она знала, что умрет сразу же, как только он переведет на нее взгляд. – Успели.

– Успели! – весело ответил Ростислав. Сейчас Катя чувствовала, что он едва держится на ногах и вот-вот упадет. И тогда король победит. – Вы что-то хотели, Илья Владимирович?

Выгоцкий шагнул к нему, встал вплотную. Катя видела правую руку короля – из обычной холеной мужской руки она медленно превращалась в трехпалую птичью лапу – черную, наполовину сгнившую, с выступающими из-под кожи костями.

Повеяло душным сладковатым запахом смерти. Катя почти увидела сверкающий металл стола для вскрытия, ледяной свет ламп, дорогу, которая закончилась и уже не начнется.

Улыбка распорола лицо короля, словно рана. Он поднял руку, скользнул когтем по скуле Ростислава и, обхватив его за плечи почти любовным жестом, медленно провел языком по царапине, слизнув выступившую кровь.

Катя зажала рот ладонью – от Выгоцкого повеяло смертью, раскрытой могилой. Он был… Катя понятия не имела, кем он был, откуда выполз в мир и что хотел, кроме власти – но Ростислав выхватил ее из этих лап.

– Дурак, – услышала она. – Учи теперь.

Выгоцкий выпустил Ростислава и быстрым шагом двинулся к двери – свита потянулась за ним.

Ростислав прошептал что-то неразборчивое и рухнул на пол.

***

На провинциальный город надвигалась гроза. Ветер завивал пылевые смерчики по асфальту, в окнах домов загорался свет. Тьма укутывала улицы и загоняла людей по квартирам.

Девушка в синем платье шла по дорожке мимо пятиэтажного дома. Ее с веселым гиканьем обогнала стайка мальчишек, чеканя мяч – дети с гомоном вбежали в подъезд, их крики звонким эхом отлетали от стен.

Они были последними, кто видел девушку живой.

Когда пропищало входящее сообщение, она остановилась, сунула руку в сумочку и вдруг подняла голову и посмотрела вперед, словно ее окликнули.

А потом все кончилось.

Утром у капитана Вадима Слепнева было достаточно информации, чтобы поехать за город, в частный колледж социальных инноваций.

Настроение было дрянным, он этого и не скрывал. Территория колледжа была окружена забором, не в меру борзый и шустрый охранник внимательно изучил удостоверение Вадима, чуть ли не на зуб попробовал, но пропускать отказался. Зато позвонил в ректорат, и через несколько минут к Вадиму вышли.

Борис Аркадьевич Гуревич, немолодой, но очень деятельный ректор, пожал Вадиму руку и заверил, что готов оказать любую помощь господину капитану. Мысленно ухмыльнувшись и вспомнив любимую присказку начальства «Капитан, капитан, никогда ты не будешь майором», Вадим подался за Гуревичем.