Штрих-код

– Офигенно, братан, спасибо! – просипел он. Их семьи жили, конечно, не как последние нищеброды, но очень близко к этому. Апельсины, и тем более жвачка и батончик, были настоящим сокровищем, и то, что Рос их приволок, тронуло Вадима чуть ли не до слез. Он спросил, пытаясь скрыть свое смущение: – На алгебру пойдешь?

– Да, пойду, – улыбнулся Рос и хлопнул его по плечу. – Давай, не ной, я потом еще зайду.

И он ссыпался по лестнице бегом, и его улыбка была такой же, как и всегда. А потом, когда по расписанию как раз должна была быть контрольная, над дворами раскатился грохот взрыва, и Вадим, с ужасом прильнувший к окну, увидел, как в том месте, где была их школа, с торжественной величавостью поднимается столб огня и дыма…

Вадим подошел к скамье. Жируха и блондинка воззрились на него с одинаковым любопытством, Рос сидел, уткнувшись в смартфон.

– Рос? – окликнул Вадим, вдруг испугавшись, что ошибся. – Ростислав Белецкий? Ты, что ли?

Потом он больше не видел Роса. Потом была вся полиция и службы спасения региона на месте взрыва в школе, вой сирен, десятки гробов, черная пелена горя, окутавшая город. А Рос выжил, несмотря на то, что был в эпицентре взрыва, и мать потом говорила, прижимая носовой платок к глазам, что его увезли в клинику.

«Мой лучший друг в психушке», – думал Вадим. Обертка от конфеты долго лежала в «Трех мушкетерах», а потом куда-то подевалась.

Все потом куда-то подевалось.

– Я, – Рос поднялся с лавочки, протянул ему руку. – Привет, Вадим.

– Ну ты вымахал, черт такой! – рассмеялся Вадим, пожал сухую твердую ладонь, похлопал его по плечам. Если друг его детства был сумасшедшим, то сейчас это было незаметно. Обычный человек, очень холеный, очень приличный. Человек, от которого пахло огромными деньгами, просто неприлично огромными. – Как ты здесь вообще?

– Преподаю, – улыбнулся Рос. – Как сам?

Вадим махнул рукой. Не будешь же сейчас рассказывать обо всех неприятностях тому, которого ты в последний раз видел в девяносто третьем, пусть даже когда-то это был твой лучший друг. Мимо прошли студентки, поздоровались; Рос небрежно кивнул им.

– Да знаешь… дел много, толку мало. Девочку вот убили у нас в поселке, работаю. Жена мозги ест. Как ты, как здоровье? Женат?

Ростислав покосился в сторону блондинки, и Вадим заметил, что вот так, не со спины, она очень даже ничего.

– Да, есть тут у меня… птичка-мозгоклюйка.

– Ого… Ну а так, как ты в целом? Выздоровел? – спросил он, не зная, в общем-то, как спрашивать. Вадим и сам знал, каким непередаваемым хамом его сделала работа, но сейчас ему сделалось неловко.

Они ведь были друзьями с раннего детства, с первого дня в детском саду, когда обнялись и заревели, понимая, что мамы ушли. И память об этой дружбе, не называемая словами, держала Вадима, когда ему хотелось упасть и не подняться.

– Да, – сдержанно кивнул Ростислав. – Все хорошо. Ладно, мне пора, удачи.

Вадим махнул ему рукой. Пустота в груди слева дрогнула и стала еще глубже и холоднее.

***

Когда Вадим закончил разговор с Евланским, рассказав, что сейчас едет в Велецк, и вошел в квартиру, то наткнулся на тяжелый запах гари. Воняло – аж слезу выбило.

Из комнаты был виден экран телевизора с очередным дурацким сериалом. Таня запускала их фоном, чтобы в неуютной однушке был хоть какой-то намек на то, что тут живут люди. Вадим быстро прошел на унылую кухню и увидел, что сковороды поднимается дым.

Таня жарила картошку и забыла о ней. Иногда все было почти хорошо, а иногда Вадим сажал ее за стол и кормил с ложки. Таня забывала поесть и смотрела на Вадима так, словно хотела увидеть, как он умирает.

Он негромко выругался, выключил конфорку и, открыв окно, замахал полотенцем, выгоняя чад. Ощущение петли на шее стало таким реальным, что Вадим даже дотронулся до кадыка.

– Тань, Таня! – окликнул он, прекрасно понимая, что жена ему не ответит. – Ну что горит-то все опять, а?

Он заглянул в комнату – Татьяна лежала на диване спиной к экрану. Если бы не телефон в руках и палец, которым она листала фотографии, ее можно было бы перепутать с куклой. Большой сломанной куклой.

– Ну что ты все в телефоне… – произнес Вадим, отчаянно чувствуя свою полную беспомощность и неспособность хоть что-то изменить. Вспомнился колледж – яркая картинка, жизнь, устремленная в будущее. А у них этого будущего не было. Ничего у них больше не было, и он один был в этом виноват.

Не догонишь. Не исправишь. Так и будет гнить под слоями сочувствий, сожалений, проклятий.

Так душа и сгниет.

– Я сейчас переоденусь и в Велецк, – сказал Вадим, нырнул в шкаф и вынул свежую футболку. – Буду поздно, надо паренька допросить. Пока то да се…

– Ага, вали, – голос Татьяны был безжизненным и холодным, так могла бы говорить пустота. – Ты когда гардину повесишь?

Не нужна была ей эта гардина – она говорила просто ради того, чтобы почувствовать себя живой.

– Да повешу я, что… Тань, прикинь, а я Роса Белецкого встретил, – сказал Вадим. Воспоминание о друге согрело его, пробилось сквозь серый туман безвременья. – Сейчас ездил в колледж, он там препод.