Штрихи к портретам и немного личных воспоминаний

Между тем, его собственные дела были далеки от благополучия. В это время он заканчивает «Северную войну» — первую часть порученной ему Сталиным трилогии, и сообщает, что начинает переработку «Нашествия Наполеона на Россию» в качестве второй ее части. Но Сталин проявляет нетерпение, и его послушная «научная гвардия» дает понять Тарле, что он занят ненужным делом и что начинать печатать трилогию нужно с ее последней части. «Намек» выглядит достаточно грозно: делается попытка сорвать его доклад Академии, посвященный законченной работе о шведском нашествии, и впервые за последние 15 лет он не может найти себе издателя. «Северную войну» не берут! После долгих переговоров ее принимает «Соцэкгиз», издательский договор с которым выглядит так, будто речь идет о первой книге начинающего кандидата наук, а не историка-писателя с мировым именем.

В холуйском окружении Сталина все оттенки настроения хозяина тщательно фиксировались, и его недовольство медлительностью Тарле было, естественно, замечено. В это же время появилась группа «новых историков» наполеоновской эпохи — Бескровный, Гарнич, Жилин и др. Тарле никогда не был монополистом и искренне приветствовал любую мало-мальски талантливую книгу. Но как раз с талантом у этих людей дело обстояло туго, а для любой бездарности есть лишь один путь к признанию — административный.

Здесь я еще раз повторю прописную истину: история есть не только наука, но и искусство, имеющее свое музу (Клио). Поэтому в истории знание — это далеко не все, ибо исторические знания доступны любому, а дар ИСТОРИКА более редок, чем дар писателя, живописца или композитора. К тому же значительная часть «советских» исторических «докторов» обходилась даже без знаний. Чтобы понять разницу между Историком и даже очень знающим человеком, я предлагаю читателю эксперимент: открыть любую страницу «Наполеона» Тарле и любую страницу «Наполеона» Манфреда и прочитать их одну за другой. (Из уважения к читателю рекомендовать прочесть даже одну страницу «из Жилина» и ему подобных я не могу — совесть не позволяет).

По-видимому, кто-то из этой бездарной «когорты», а может быть и все вместе протоптали дорожку к «архитектору» новых «кампаний» Суслову, и тот в опальном Тарле увидел фигуру, которую можно поставить в центр очередного разоблачительного процесса, с выходом, естественно, на «еврейские корни». Двинулись накатанным путем: нашли подонка-разоблачителя, готового подписать любое фуфло за малую пайку, тиснули от его имени вонючую хамскую статейку в «Большевике» и даже успели провести собрания «возмущенной» «наглостью» зарвавшегося старика-«космополита», еще недавно преклонявшейся перед живым великим собратом московской и питерской университетской профессуры. Но тут неожиданно для организаторов «процесс не пошел»: Тарле написал письмо своему «большому другу», пожаловался на преследования, сообщил, что он уже практически начал работу над историей Великой Отечественной. Вакуум, по советской традиции образовавшийся вокруг Тарле после «разноса» в «Большевике», был разорван также весьма традиционным для сталинской империи способом: официальное выжидающее молчание Академии наук прервалось телефонным звонком главного ученого секретаря академика А. В. Топчиева, сказавшего буквально следующее: «Дорогой Евгений Викторович, мы тут посоветовались и, учитывая, что в Вашем возрасте трудно пользоваться тесной «Победой», решили выделить Вам ЗИМ».

Поскольку семиместный ЗИМ, куда можно было поместить теленка, по негласной иерархии выделялся руководству Академии и академикам-директорам оборонных проектов, решение Академии означало, что Тарле опять стал «большим другом» «большого друга». Еще один «зимний год» в жизни Тарле завершился благополучно.

Здесь я хочу вернуться к уже упомянутой биографии Тарле, предложенной В. Сироткиным. Автор сообщает, что в феврале 1953 года, когда на лекции один из студентов произнес фамилию «Тарле» с ударением на последнем слоге, Тарле будто бы сказал:

— А вам, молодой человек, я скажу: я не француз, а еврей, и моя фамилия — Тарле.

Во-первых, даже с ударением на первом слоге фамилия «Тарле» не является еврейской — фамилии на «-ле» имеют широкое распространение в Австрии, откуда родом были предки Тарле по линии отца. К тому же, как мне рассказывал Тарле, фамилия семьи поначалу была двойной: Бараб-Тарле.