Штрихи к портретам и немного личных воспоминаний

В то же время он стал чувствовать к себе внимание «свыше»: его фамилия появлялась в каких-то комиссиях, бесплодных, но почетных, к нему обращались за отзывами разные издательства, редакции газет и радио просили его статьи. Несмотря на то, что его отношение к фашистам и к Германии им не скрывалось, его положение не изменилось и после начала «дружбы» с Гитлером.

Где-то в году 40-м состоялось его личное знакомство со Сталиным (до этого были письма и телефонный звонок). Он был приглашен к «вождю» вместе с В. П. Потемкиным, поскольку у Сталина возникла идея создания «Истории дипломатии». Как всегда, об этом предложении они узнали уже в его кабинете. Тарле оно очень понравилось, и он тут же во всех подробностях рассказал, как по его мнению должно выглядеть это издание, перечислил его тома, главы, разделы, т. е. создал, как теперь говорят, макет будущей книги. Сталин одобрил и, заканчивая аудиенцию, он сказал:

— Ну что ж. Добавить нечего. А вы, — и он указал трубкой на Потемкина, — как будущий редактор этого издания, помните, что вы сегодня получили исчерпывающую консультацию, за которую надо заплатить.

Несколько встреч Сталина с Тарле состоялось в годы войны. Тарле не вел записей и восстановить их трудно, но некоторые приближенные Сталина считали его негласным консультантом «вождя» и даже его близким советником. Об этом, в частности, говорил в 1969 году Хрущев съемочной группе документалистов (сообщил И. Ицков). По воспоминаниям Хрущева, Сталин ссылался на мнение Тарле при введении новой воинской формы и погон, а также при обсуждении церемонии парада Победы. Есть косвенные указания на то, что Тарле, будучи членом комиссии по послевоенному устройству Европы, готовил для Сталина обоснование новых границ в Европе. Мнение Хрущева отчасти подтверждает американский писатель и историк Г. Солсберри, автор «Неизвестной войны» и других книг. Известен также крах очередной попытки устранить Тарле из исторической науки, предпринятой его притаившимися врагами. Однако на совещании в ЦК партии, специально для этого ими созванном, присутствовавшие там Щербаков и Маленков не проронили ни слова, и их молчание показало противникам Тарле, что и на этот раз им не удастся избавиться от талантливого семидесятилетнего старика, открыто пренебрегавшего «марксистско-ленинским подходом» к важнейшим проблемам истории.

Всю войну Тарле, несмотря на возраст и болезни, мотался с лекциями по оборонным центрам страны и в прифронтовой зоне. Его лекции собирали толпы народа. Особой популярностью он пользовался в офицерской среде, чему способствовали, вероятно, слухи о его близости к Сталину. Во всяком случае, маршалы приглашали его на свои фронты. Его записки на скромных личных бланках, где в левом углу мелким шрифтом было напечатано «Академик Евгений Викторович Тарле», открывали многие двери и решали многие вопросы в империи, и он помогал всем, кто мог до него дойти. Его голос и слово звучали на заграницу. Его книги расходились по всему миру и становились бестселлерами в союзных странах. О них писали оторванные от Родины Н. Рерих и Н. Берберова. Как высшую награду принял он известие о том, что гитлеровцы включили его в число лиц, подлежащих немедленному уничтожению после победы 3-го рейха.

В то же время развитие событий внутри страны начинает все сильнее тревожить Тарле. Он улавливает определенную систему в распространявшихся под видом «слухов» антисемитских высказываниях, анекдотах и дезинформации, хорошо увязанных с официальным умолчанием истинного положения дел. Как человек, привлекавшийся к работе в комиссиях по расследованию немецких зверств, он хорошо знал масштабы уничтожения евреев — женщин, детей, стариков на оккупированных территориях. Знал он и о количестве евреев в действующей армии. На фронте погибли два его племянника. Поэтому он весьма болезненно воспринимал разговоры о том, что все «они» уехали в Ташкент и там прячутся от армии.

В уже заметных тенденциях внутреннего развития Тарле видел признаки надвигающихся будущих кризисов, и он при всей своей перегрузке все-таки завершает второй том «Крымской войны», пытаясь содержащимися в ней прозрачными аналогиями между николаевской и сталинской эпохами дать понять Сталину и его окружению, что народный героизм в годы испытаний не снимает вопроса о необходимости реформирования режима. Но Сталин намека не принял. Может быть, потому, что это классическое историческое исследование было написано не так занимательно, как созданные Тарле исторические биографии.

Когда закончилась война, «товарищ» Сталин сказал:

— Надо, чтобы Тарле рассказал об участи трех агрессоров — Карла XII, Наполеона и Гитлера.