Штрихи к портрету современника, у которого с детства и по сей день я учился и продолжаю учиться жизни

Скромный физикохимик из костромского текстильного института прислал Дерягину свои данные по измерению вязкости и других свойств воды в стеклянных капиллярах. Вода в капиллярах заметно отличалась от обычной воды. Дерягин сразу заключил, что повышенная вязкость и изменение других показателей согласуются с его представлениями об особых свойствах жидкостей в пристенных слоях, они плотнее, так как сжаты силами молекулярного притяжения со стороны стенок капилляра. Плотность этой воды повышена и, следовательно, вода в капиллярах тяжелее. Ещё одна «тяжелая» вода! (До сих пор была известна лишь одна тяжелая вода, в которой атомы водорода замещены его изотопом – дейтерием.) Работа в качестве докторской диссертации имя рек была доложена и бурно обсуждалась на заседании Учёного совета ИФХ. А может быть обнаруженный эффект вызван загрязнениями, и в капиллярах не чистая вода, а раствор? Нет, нет и нет. В лаборатории Дерягина получались всё новые и новые данные, подтверждавшие особые свойства воды в капиллярах. «Дайте нам хотя бы полстакана вашей тяжелой воды» обращались к Дерягину сомневающиеся коллеги физикохимики. «Зачем!?» – отвечал Дерягин. Была подана заявка на открытие, Президиумом академии принято решение об организации нового отдела для изучения этой воды, выделено 36 вакансий!!! Работа закипела. Я чуть было не попал в эту историю.

Фрумкин, интересуясь всем, что происходило в нашем институте в связи с дерягинской тяжелой водой, в беседе со мной сказал: «Всё-таки надо бы разобраться в чём здесь дело. Хорошо, если бы вы взялись за экспериментальную часть, а Чураев за теоретическую, я бы вас поддержал». Николай Владимирович Чураев один из ведущих учёных в области поверхностных явлений, заместитель Дерягина по отделу в ИФХ.

Не случилось. И, как оказалось впоследствии, дело было в загрязнениях, и «тяжелая» дерягинская вода осталась лишь одним из эпизодов в сложной истории развития физико-химической науки.

Что делать, крупный ученый может позволить себе иметь «некоторые» недостатки, и мы ему их прощаем. Напомню приведенные выше слова А.Н. Фрумкина о том, что Дерягин не был склонен проверять свои теоретические построения экспериментами, которые могли бы поставить эти построения под сомнение.

В научной дискуссии он был бескомпромиссен, любые аргументы привлекались, чтобы повергнуть противника и отстоять свою точку зрения. При этом часто с блеском и остроумно. Выступая на Ученом совете в ИФХ по диссертации, вызвавшей у него много вопросов, он сравнил себя с дамой, которой объясняли, как по кабелю, проложенному по дну океана, передают телеграммы из Нью-Йорка в Лондон.

– «Всё ли вы поняли? – спросили её. – Да, – ответила она, – только почему телеграммы выходят из воды сухими?».

– Вот, также и я не понял, в чем же суть вашей работы? – завершил свое убийственное выступление Борис Владимирович.

В одном из рижских кафе мой племянник Саша Рыб-ко оказался свидетелем конфликтного эпизода, в котором Дерягин, услышав антисемитскую выходку одного из официантов по отношению к посетителю за соседним столом, готов был включиться чуть ли не в драку.

Он был яростен и в науке, и в жизни. Не знаю верил ли он в бога, но в траурном прощании с ним важную роль исполнял священник, повязка на голове по лбу, свечи и все прочие полагающиеся религиозные аксессуары.

Борис Давидович Сумм Заведующий кафедрой коллоидной химии МГУ

Борис Давидович Сумм. Я называл его «Боря», так установилось с тех времён, когда он был совсем молодым, а на кафедре коллоидной химии МГУ у академика П.А. Ребиндера, где я его впервые встретил, всех молодых сотрудников называли по имени. Но настоящее наше знакомство, перешедшее в дружбу, случилось позднее, в 1964 году во время нашей первой заграничной командировки в Германию. Оно могло бы считаться естественным и случайным, но, как это будет ясно из дальнейшего, было уготовано нам судьбой. Так должно было быть, так и произошло.

Б.Д. Сумм

В ту первую и во всех смыслах очень важную заграничную поездку на научную конференцию меня провожала сестра Вера. У самого вагона к ней с уважением обратился Боря Сумм: «Вера Давидовна, здравствуйте!» И тут выяснилось, что он её ученик. Он, ещё будучи студентом, прослушал курс её лекций по металловедению в Московском институте химического машиностроения (МИХМ), сдавал ей экзамены и запомнил её как одного из самых знающих специалистов и уважаемых преподавателей института.