Штучка

Сказал, потянул Таньку к себе, приложился к ее губам, заставляя звезды в танькиной душе запылать ярче. В этих прощальных поцелуях была какая-то магия. Танька в нее не верила, но если между мужчиной и женщиной в принципе могло иметь место что-то мистическое — то сейчас, здесь, в том, как он ее целовал, заключалось целое таинство. Будто он оставлял с Танькой некую часть самого себя, будто подчеркивал, что она ему нужна по-прежнему и сейчас, хоть в это и с трудом получалось верить. И никакая Танькина рациональность, твердившая, что это ненадолго, что вот сейчас он уже устанет — не могла сейчас опустить ее — парящую, окрыленную, опьяненную — на землю. Это были охренительные десять дней. Наполненные таким количеством Егора, сколько Танька и не рассчитывала получить. И кажется, это время с ним все еще не торопилось закончиться. Хорошо. Отлично. Это было отлично. Она возьмет столько, сколько он ей в принципе может дать. Чтобы потом было, что вспоминать, что переживать, чем согреваться. Потому что за каждую секунду с ним хотелось говорить «спасибо». Ему — и всей вселенной, что не разводила их «мосты» столько времени.

Очереди к неврологу… Это был трэш. Кажется, к терапевту столько народу не собиралось. И ведь три очереди «по больничному: через человека», «по записи» и «без времени — на второй прием». Все три очереди неприязненно зыркали друг на дружку, мерялись болячками и по два раза в час сцеплялись между собой за то, кто за кем идет и «почему это все так, а никак иначе». К слову, яростность тех словесных баталий вполне могла поконкурировать с яростностью какого-нибудь эпичного, некогда имевшего места быть сражения. Казалось, сунься кто-то ушлый без очереди — и престарелые местные амазонки загрызли бы его, разорвали на клочья с лютостью пираний. К неврологу не заявлялось даже пресловутых «мне просто так спросить». Боялись, видимо. Молча притулялись куда-то между безвременных и тихонько выжидали свою личную вечность, которая в принципе была предназначена всем несчастным, которым не повезло здесь оказаться.

Заветный вопрос Танька действительно задала, без сомнений и именно в той формулировке, которую и озвучила Егору. И ни один нерв не дрогнул, ни один комплекс не шевельнулся. Невролог от Танькиной прямоты в сочетании с включенным диктофоном на телефоне, выложенном на стол, чуть ручкой не подавился. Смотрел на Таньку, явно испытывая желание сказать ей «нет, нельзя», но… Но потом закопался в амбулаторную карту, завздыхал, зашуршал результатами анализов.

— Ну, если осторожно… — задумчиво протянул он. — То — пожалуйста. И если у вас будет желание, и ни в коем случае не игнорируйте болевые ощущения.

— Ой, спасибо, доктор, — насмешливо произнесла Танька, — вы мне прямо жизнь спасли.

Нужно сказать, лечащий врач у Таньки оказался просто железобетонный — он не засмеялся. А вот его медсестричка хихикала без стеснения, прикрывая пунцовые щеки руками.

Ну, все. Разрешение было. Осталось его дать послушать Егору. И встретить Васнецова с работы на кровати в каких-нибудь совершенно непотребных трусах. А можно и без них.

Совпадение

«Юху-у-у-у!!!»

Получив настолько восторженное сообщение, Егор аж прикрыл глаза от накатившего желания заржать. Вот же дуреха. До чего соскучилась — радость рвется в такой незамутненной форме.

«Доказательства готовы?»

«А презумпция невиновности? Ты мне что, на слово не веришь?»

«Да или нет?»

«Разумеется, мой господин»

Ох, зараза. Ну, нельзя было такое заявлять — после чертовых семнадцати дней воздержания. На нее ж по-прежнему было страшно дохнуть, так легко было переусердствовать и измотать девчонку. Нет, частоту придется ощутимо понизить, интенсивность как до сотрясения Таня просто не потянет. Она храбрилась, но все равно быстро утомлялась. Все равно возвращаясь с зачетов — стекала на кровать и не вставала с нее по часу. И ела по-прежнему как будто через силу, с лица постепенно сходила. А ведь и так-то была стройная по черте только-только, теперь уже вот-вот и грозилась стать конкретно худой. Не то чтобы это было страшно, просто не радовало. Хотя ладно, отожрется.

«Мне когда начинать раздеваться?»

«После ужина?»

«А до — не стоит даже думать?»

«А до ужина — ты сознание потеряешь. И не от оргазма»

«А ты любишь изощренные методы пыток, мой господин»

Нет, пару раз ее сегодня стоило укусить. Вот за это вот — черт возьми, во время зачета, о котором она к слову, знала. Ему ведь после этих ее провокаций предстояло слушать ответы студентов и пытаться их слышать, а не представлять, что он сделает с маленькой нахалкой вечером, и как это можно сделать побережнее.

«Я люблю послушных женщин»

«Ах, какая жалость, что мне не видать твоей любви»