Штучка

— Все нормально, — Таня снова накрепко зевнула, — честно говоря, я сама уснула в шесть. Ставила будильник и… кажется, я его выключила, во сне.

Егор фыркнул, испытывая некоторую форму удовлетворения от того, что в очередной раз не случилось конфликта, и, отвернувшись от стола, похлопал ладонью по колену. Большего приглашения Тане было не нужно. Скользнула к нему, прильнула к его груди, будто ослепляя, заставляя все вокруг потерять свою значимость. Теплая, с беспокойными пальцами, с голодными губами.

Наконец-то можно было не останавливаться, наконец-то можно было не убирать рук от нежной кожи бедер, не нужно было обходиться одними только поцелуями. Она была охренительно легкая, по крайней мере, Егор ее — обвившую его ногами, вцепившуюся в его плечи — до постели через кухню, прихожую и полкомнаты донес с возмутительной легкостью. То ли сам перед собой выпендривался, то ли она похудела сильнее, чем он думал.

— Танюшка, — она тянулась к его губам, подставлялась под них, будто купаясь в его поцелуях. Сегодня и вообще в ближайшее время — никакой резкости. Пусть. Голод и жажда ее подчинения пока что не были столь уж сильны, чтобы их нельзя было легко игнорировать. Нет, сегодня разве что только запястья сковать наручниками, зацепив цепочку между браслетами за один из прутьев спинки кровати.

Таня кусала губы — по-прежнему хотела свободы воли, но нет, золотко, это тебе будет позволено позже. Мог бы и ноги зафиксировать, но нет, не было в нем столько жесткости к пострадавшей Татьяне. Это сошло бы за наказание, если, конечно, проступок оказался бы не столь уж страшным.

Егор наслаждался тем, что делал. Тем, что выглаживал ее тело пальцами, губами, любым свободным клочком кожи. Тем, как она быстро очнулась ото сна, и распаленная — уже от предварительных ласок едва ли не умоляла его не тянуть.

— Егор…

Выгнулась к нему навстречу, насколько позволяли наручники, заскулила, когда плотно сжал ее груди. Таня не любила нежных, невесомых прикосновений, нет. Куда больше ее заводила граничащая с грубостью алчность— даже чуть грубее, чем сейчас, но нет, никакой неосторожности Егор себе позволять не собирался. Пока — лишь только трепетать над ней, как над хрустальной, тем более что это было не сложно. Пока никаких болезненный прелюдий, лишь только прикусить слегка этот восхитительный сосок, а потом — другой, чтобы сравнить, насколько же они различаются на вкус. А девушка вскрикивает, девушка тянется к нему всем телом…

— Егор, пожалуйста…

Ох, да, солнышко, раз ты так вежливо просишь… Но давай-ка сначала проверим, точно ли ты готова, точно ли ты хочешь.

Как же приятно наконец-то залезть ей в трусы. Столько времени хотелось, столько — останавливался. Половые губы — скользкие, влажные. Хотела. Никто не сомневался, но знать наверняка было очень приятно.

— Егор, умоляю, — заскулила девчонка, после того как Егор всего-то с минуту развлекался с ее клитором. А ведь нежно к нему прикасался. Очень нежно, очень ласково, почти вкрадчиво. Не доводя до кипения уж слишком быстро, лишь осторожно усиливая томление.

Но как же быстро ты вспыхнула, а солнышко? Умоляешь? Уже? Как же хорошо, что уже! Ждать? Еще? Ну уж нет. Режим ожидания уже исчерпал все допустимые пределы. Уже даже за презервативом руку под подушку тянуть — практически невыносимое усилие. Но Егор смог…

Член толкнулся внутрь тесной девичьей щели. И вот теперь Егор начал свой путь к точке кипения — медленный, как всякое его движение в эту сладкую тугую плоть, под Танины же стоны — глухие, пока еще неуверенные, но все равно, всякий ее вскрик отдается в груди сладким спазмом.

Таня… Танечка…

Боже, как же без этого было тяжело. Как же тяжело было без нее. И даже не только эти семнадцать дней. Но, кажется, и в принципе — без нее Егору было хреново. А с ней сейчас ему было настолько охренительно, что хотелось лишь целовать ее губы, снова и снова, снова и снова осторожно двигать бедрами, проникая в нее раз за разом, доводя ее до экстаза — медленно, верно, но неумолимо.

Танюшка… Солнышко…

Ну, вот правда, что такого могла предложить взамен нее девственница? Такую самоотдачу? Когда никакого возражения не возникало даже против того, что месяц спустя Егор по-прежнему Таню ограничивал.

Нежная… Горячая… Страстная…

От которой перехватывало дыхание, от которой оргазм приходилось в себе удерживать, сознательно замедляться еще сильнее, потому что он-то кончить мог, а она только-только еще подбиралась к своим рубежам экстаза.

От нее Егор пылал. Из-за нее ему самому казалось, что раньше он просто тлел, и лишь после ее появления в его жизни — восгорел в полную силу.

И ты все еще не видишь, что ты влип по самые гланды, а, Егор Васильевич?..

Последние ноты спокойствия

— С добрым утром.

Танька подняла голову и постаралась нормально улыбнуться. Егор выглядел… Как и всегда, когда он собирался на пробежку. Шорты, майка, ничего лишнего. Даже часы с собой не брал. Черт, на эти плечи слишком легко получалось залипнуть, а это было совершенно не к месту сейчас…