Штучка (СИ)

Пальцы Таньки нерешительно касались груди Егора, выводили на ней несмелые узоры, и Егор не возражал. Сейчас — не возражал. Танька прямо интуитивно ощущала, что дело исключительно в этой лайт-версии сессии, которую он ей устроил. Егор ее жалел. Позже он наверняка снова вернется к дистанции между ними, и, честно говоря, Таньке об этом думать было неприятно. Ей нравилось сейчас тихонько гладить его кожу, дышать им, любоваться его телом, благо без рубашки он был еще охренительней, чем в ней.

Будь у Таньки хоть чуть-чуть живого внутри, она бы, наверное, уже хотела употребить Васнецова эротически снова. Нет, Васнецов, может, не обладал высушено четким рельефом качка, но все равно при этом был чертовым мужественным совершенством. По этим мышцам хотелось скользить пальцами, полировать их ладонями, выглаживать губами. Но живого не было — поэтому любование было исключительно эстетическим. И черт, пожалуй, одна отбитая задница была не такой уж большой ценой за удовольствие лежать к нему настолько близко и иметь возможность на него смотреть.

Егор смотрел на нее мягко, будто с легким, едва уловимым сочувствием, и вообще, кажется, ожидая, что она вскочит, торопливо впрыгнет в свои трусы, схватит остальные шмотки в охапку и сломя голову ломанется от извращенца-декана. Ох, Егор… Знал бы ты… Но кажется, это все-таки шизофрения, и от твоих рук, душа готова даже смерть принять, не то что десяток-другой шлепков. По всей видимости, чтобы Танька смогла справиться с этой одержимостью, было нужно что-то поэффективнее, может — полноценная жесткая порка, а лучше — хорошая доза галоперидола. О, вроде как, особо психованных лечат электрическим током, наверное, Таньке помогло бы…

Егор бережно гладил ее по спине, по волосам, по плечам, будто кошку наглаживал. Будто распускал в Танькиной груди тугой клубок напряжения. Медленно, не торопясь, со всем возможным трепетом. И в крепких руках Егора было тепло и не хотелось шевелиться вовсе. Все, истерзанное таким количеством острых ощущений, Танькино существо грелось и успокаивалось.

— Все закончилось, солнышко, — шепнул Егор, касаясь губами ее лба, — все, ты выдержала, умница моя.

— Скажи еще раз, — тихо выдохнула Танька, впиваясь пальцами в его плечи.

— Все закончилось, — мягко повторил Егор.

— Не это, — шепнула Танька, и Егор на секунду завис. Впрочем, понял ее он быстро, ну кто бы сомневался. Не так уж и много было возможных вариантов.

— Ты — моя умница, солнышко, — боже, как ласково он это говорил, аж сердце восторженно заплясало, — ты моя, моя — ясно?

— Всю жизнь бы слушала, — губы сложились в слабую улыбку, а Егор, забавляясь, закатил глаза. Ну что? Ну что тебе еще сделать, Васнецов, что тебе сказать, чтоб ты понял, насколько безнадежно по тебе сходят с ума? Даже сейчас — особенно сейчас — вся Танька замирает от его близости, от его тепла, от его нежности. До сих пор кажется, что это сон, странный сон, полный даже слишком острых ощущений. И из этого сна совершенно не хотелось просыпаться. Незачем. Тут был Егор. Больше ничего не надо было.

Кажется, он делал только хуже, и лечение зависимости от него протекало пока что без особого успеха. Да, Танька уже с Егором спала, причем, сейчас вот-вот — действительно скоро заснет, прикорнув на его плече. Казалось бы, должна уже удовлетвориться и, «подтянув труселя», как говорила Светка, должна бы уже успокоиться и поискать взглядом рядом какую-нибудь новую цель, но нет, не получалось. Не получалось выдохнуть его из груди, казалось, с каждой секундой он кружит ей голову все сильнее. Давая слишком многое, давая то, чего от него не ждали, давая то, что неожиданно оказывалось необходимо.

— Ты меня развел, — Танька наконец наскребла в себе силы заговорить нормально и даже легонько ткнула его пальцем в грудь, — с ремнем. Я чуть в обморок не прилегла.

Егор рассмеялся. Да. Похоже, он так и думал, что она напугается. И ведь оставил на виду специально, чтобы испугалась, прониклась, просто чтобы впредь дразнить его другими мужчинами Таньке было не повадно. Будто в принципе она могла посмотреть на кого-то еще сейчас, когда у нее был он.

Нельзя так любить, нельзя — это больше походит на безумие, если ты в ком-то настолько теряешься, что не чувствуешь границ самой себя, но как можно выкрутить тумблер чувств на какой-нибудь минимум? Как отрегулировать в себе это? Как заставить себя думать — меньше, не смотреть — вовсе и дышать — не им? Преодолеть гравитацию и то, казалось, было полегче, чем откорректировать в себе силу чувств хоть до какого-то приемлемого, адекватного уровня. Придется смириться с собственной неадекватностью. И надеяться, что Егора эта неадекватность быстро не спугнет. Хоть бы чуть-чуть подольше от нее не устал…

— Нет, ну если ты хочешь — мы можем повторить с ремнем… — вкрадчиво улыбнулся Егор, а Танька обеспокоенно напряглась. Даже простые удары в «ручном режиме», в том количестве, в котором они были сегодня, уже прошлись очень близко с предельным уровнем той боли, что она могла выносить более-менее достойно, а ремень…