Читаем Штундист Павел Руденко полностью

За дверью раздался троекратный стук, и в комнату вошли сваты и, перекрестившись на

образа, низко поклонились хозяевам. Затем старший сват Данило взял у Андрия каравай и

положил его на стол.

– Дай вам Бог добрый день, почтенные хозяева, – сказал он.

– Добрый день и вам, добрые люди, – отвечал Карпий. – Просим садиться, будьте гостями.

А откуда это вас Бог несет? Из далека или из близка? И кто вы такие – охотники, рыбаки или

вольные казаки?

Данило тихо откашлялся и начал:

– Мы охотники и вольные казаки. А люди мы из далекой стороны, из турецкой земли. Раз у

нас дождь выпал и роса. Я и говорю товарищу: "Чего нам смотреть на погоду? Пойдем искать


звериного следу"… Ну вот, пошли. Ходили, ходили, ничего не нашли. Вдруг глядь – навстречу

нам князь. Поднимает вверх плечи и говорит нам такие речи: "Эй вы, охотники молодцы, будьте

ласковы, покажите дружбу! Повстречалась мне куница – красная девица; не ем, не пью, не сплю

с того часу и все думаю, как бы ее достать. Помогите мне ее поймать. Тогда чего ваша душа

захочет, того и просите, все дам: хоть десять городов, хоть тридевять кладов". Ну, нам оно и на

руку. Пошли мы по следам, по всем городам, и в Неметчину, и в Туретчину. Все царства и

государства прошли, а все куницы – красной девицы – не нашли. Вот мы и говорим нашему

князю: "Что это за невиданная куница? Неужто нет лучшей? Пойдем искать другой!" Так где

тебе! и слушать не хочет. "Где, говорит, я ни ходил, где ни ездил, в каких царствах и

государствах не бывал, а такой куницы, то бишь красной девицы, не видал!" Ну вот, пошли мы

опять по следу и как раз в эту деревню пришли, как ее дразнят-прозывают, не знаем. Тут опять

выпали дождь и роса. Мы, ловцы-молодцы, ну следить, ну ходить! Сегодня ранешенько встали и

на след таки напали. Верно, говорим, что зверь наш убежал в вашу хату, в эту самую комнату.

Тут нам его и поймать. Тут застряла наша куница, в вашем доме красная девица. Тут нашему

слову конец, а вы дайте делу венец. Отдайте нашему князю куницу, вашу красную девицу.

Скажите ж толком, – пусть. за нашего князя идет или пусть еще подрастет? Карпий притворно

сердитым тоном отвечал:

– Вот так напасть! С чего это вы на нас такую беду накликали? Галя, слышишь? Галя, иди

ж сюда, пожалуйста, и посоветуй, что мне делать с этими ловцами-молодцами.

При этих словах Галя вошла в комнату и остановилась посредине, потупив глаза, а Карпий,

обращаясь к. сватам, сказал:

– Видите, ловцы-молодцы, что вы наделали? Меня, старика, со старухой да с дочкой

осрамили, будто мы в доме куницу под видом красной девицы укрываем. Так вот же что мы с

вами за это сделаем. Хлеб святой мы принимаем и за доброе слово благодарим, а чтоб вы нас

вперед не пугали, мы вас за это свяжем. Ну, будет тебе, дочка, стоять насупившись. Нет ли у

тебя, дочка, чем этих ловцов-молодцов повязать? Слышишь, Галя? А может, у тебя нет

полотенца? Может, ничего не приготовила? Не умела ни прясть, ни вышивать, добра наживать?

Ну так вяжи хоть тесемочкой, коли есть.

Галя ушла за дверь и сейчас ж вернулась, неся на подносе два вышитых полотенца, которые

она положила на хлеб, принесенный сватами. Потом она подошла к отцу и, низко

поклонившись, поцеловала ему руку и затем, сняв с хлеба свои полотенца, поднесла их сватам,

сперва старшему, потом младшему.

Сваты, взявши полотенца, поклонились сперва отцу с матерью, потом Гале, и старший сват

Данило сказал:

– Спасибо вам, отец и мать, что дочку свою рано будили и всякому добру учили. Спасибо и

тебе, девушка, что рано вставала, тонкую пряжу пряла, приданое составляла.

Тогда Галя, взяв снова полотенца, повязала их через плечо – сначала старшему, потом

младшему свату. Карпий посмотрел на дверь.

– Знаю, знаю, – сказал Данило. – Вы и князя нашего связать хотите. Он и сам прилетит нас

выручать и повязки рвать, как узнает, какая беда с нами приключилась.

– Ну, пока еще прилетит, а нам ждать нечего, – сказал Карпий. – Просим садиться. Что

есть, то поедим, что дадут, то попьем, да и потолкуем кое о чем. А ты, Галя, тем временем не

гуляй, в ковши меду наливай и гостям хлеб-соль поднеси по чину и обычаю.

Сваты чинно сели за стол. Галя приняла от отца кувшин с чаркой и, налив меду, поднесла

старшему свату.

Но Данило чарки не принял.

– Мы у вас такого переполоху наделали, что боимся, как бы вы нас не отравили. Отведайте


сами.

Галя поднесла чарку к губам и, хлебнув маленький глоток, снова подала чарку свату.

– Ну, теперь ладно, – сказал Данило. – Пошли же Бог нашим молодым счастья, богатства и

доброго здоровья, и чтобы они внуков переженили и правнуков дождались.

Он осушил чарку, а за ним и Андрий.

Началось пирование.

В конце обеда пришел Панас с двумя дружками. Ни сватам, ни Карпию было не до

церемоний, потому что все трое, и даже старуха, были, сильно навеселе. Однако Галя сняла с

одного из сватов полотенце и повязала им вокруг пояса своего жениха. Собравшись с духом, она

наклонилась, чтобы поцеловать руку своего будущего владыки, как это предписывалось

обычаем. Но Панас удержал ее и звонко поцеловал ее в губы.

Галя отвернула голову в сторону и поморщилась.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Христос в Жизни. Систематизированный свод воспоминаний современников, документов эпохи, версий историков
Христос в Жизни. Систематизированный свод воспоминаний современников, документов эпохи, версий историков

Описание: Грандиозную драму жизни Иисуса Христа пытались осмыслить многие. К сегодняшнему дню она восстановлена в мельчайших деталях. Создана гигантская библиотека, написанная выдающимися богословами, писателями, историками, юристами и даже врачами-практиками, детально описавшими последние мгновения его жизни. Эта книга, включив в себя лучшие мысли и достоверные догадки большого числа тех, кто пытался благонамеренно разобраться в евангельской истории, является как бы итоговой за 2 тысячи лет поисков. В книге детальнейшим образом восстановлена вся земная жизнь Иисуса Христа (включая и те 20 лет его назаретской жизни, о которой умалчивают канонические тексты), приведены малоизвестные подробности его учения, не слишком распространенные притчи и афоризмы, редкие описания его внешности, мнение современных юристов о шести судах над Христом, разбор достоверных версий о причинах его гибели и все это — на широком бытовом и историческом фоне. Рим и Иудея того времени с их Тибериями, Иродами, Иродиадами, Соломеями и Антипами — тоже герои этой книги. Издание включает около 4 тысяч важнейших цитат из произведений 150 авторов, писавших о Христе на протяжении последних 20 веков, от евангелистов и арабских ученых начала первого тысячелетия до Фаррара, Чехова, Булгакова и священника Меня. Оно рассчитано на широкий круг читателей, интересующихся этой вечной темой.

Евгений Николаевич Гусляров

Биографии и Мемуары / Христианство / Эзотерика / Документальное
Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)
Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)

Книга посвящена исследованию святости в русской духовной культуре. Данный том охватывает три века — XII–XIV, от последних десятилетий перед монголо–татарским нашествием до победы на Куликовом поле, от предельного раздробления Руси на уделы до века собирания земель Северо–Восточной Руси вокруг Москвы. В этом историческом отрезке многое складывается совсем по–иному, чем в первом веке христианства на Руси. Но и внутри этого периода нет единства, как видно из широкого историко–панорамного обзора эпохи. Святость в это время воплощается в основном в двух типах — святых благоверных князьях и святителях. Наиболее диагностически важные фигуры, рассматриваемые в этом томе, — два парадоксальных (хотя и по–разному) святых — «чужой свой» Антоний Римлянин и «святой еретик» Авраамий Смоленский, относящиеся к до татарскому времени, епископ Владимирский Серапион, свидетель разгрома Руси, сформулировавший идею покаяния за грехи, окормитель духовного стада в страшное лихолетье, и, наконец и прежде всего, величайший русский святой, служитель пресвятой Троицы во имя того духа согласия, который одолевает «ненавистную раздельность мира», преподобный Сергий Радонежский. Им отмечена высшая точка святости, достигнутая на Руси.

Владимир Николаевич Топоров

Религия, религиозная литература / Христианство / Эзотерика