Штундист Павел Руденко

– Очень уж ты меня ублаготворил сегодня, Васильич, – продолжал старик. – Мне бы уж как

досталось, коли б ты сказал, что это я тебе про Лукьяна-то рассказал. Как спросил это он тебя –

у меня аж душа в пятки ушла. Пропал, думаю. А ты, спасибо тебе, молчок. За мое зло мне же

добром отплатил.

– Так нам Христос велел, брат, – сказал Степан. – Да только тут какая же моя заслуга! Я же

тебя про Лукьяна выспросил, и потом мне же тебя выдать?

– Нет, не говори. Другой бы выдал. Со зла бы выдал. А иной так и того хуже: ты ему

делаешь как лучше, а он возьмет да ни с того ни с сего такую тебе какую ни на есть пакость

выкинет, что только плюнешь и руками разведешь. Нет, не говори, подлец теперь народ стал.

Он долго продолжал по-стариковски причитать на эту тему.

Когда он замолчал, Степан стал говорить, что в мире столько зла оттого, что люди Бога

забыли. Христово слово читают и именем его зовутся, а сердцем далеки от него. Он говорил

долго, вполголоса, чтобы их не услышали и не помешали их разговору. Говорил он

вразумительно и задушевно. Пафнутьич слушал, не спуская с него глаз. Но по лицу его было

видно, что он ничего не понимает. Непривычная к мысли голова работала туго, и все эти

горячие речи вызывали в нем только недоумение. Одно он понимал, что с ним говорят, как с

братом, а не как с тюремщиком и никому не нужным стариком, и это трогало его и привязывало

его к молодому проповеднику.

– А насчет, что тебя приказано месяц морить голодом, – вставил он, воспользовавшись

первой паузой, которую Степан сделал, прежде чем приступить к объяснению какого-то

интересного пункта веры, – насчет этого ты, брат, не сумлевайся. Я тебе тихонько из своего

носить буду. И коли ежели тебе на волю кому весточку подать нужно: жене, матери али

полюбовнице, что ли, – ты только слово скажи, либо записку дай. Мигом снесу и денег не

возьму ни копейки.

– Спасибо,тебе на добром слове, – сказал Степан с чувством. – Нет у меня ни жены, ни

полюбовницы, а семье моей не хочу я открываться до поры до времени… А весточку мне есть

кому послать, коли есть у тебя парнишка такой, чтоб доставить.

– Есть, как же, – отвечал Пафнутьич. – Со мной живет племянник-сирота, покойной сестры

моей сын, Митюшкой прозывается. Он у нее от первого мужа, потому она, Матреша, – сестра,

значит, – за двумя мужьями была. Первый-то…

– Так вот, – перебил его Степан, ты и пошли этого самого Митюшку к нашим в

Маковеевку. Это лукьяновская деревня так зовется. Это в тридцати верстах отсюда, недалеко от

Книшей, по 3-скому тракту. Пусть твой Митюшка спросит там Павла и скажет ему, какая с

Лукьяном беда приключилась, и пусть они пришлют кого-нибудь из братьи присмотреть за

Лукьяном. В больнице, сам знаешь, какой призор.

– Известно, – согласился Пафнутьич. – Завтра же Митюшку пошлю.

На другой день ранним утром Митюшка – белобрысый паренек лет пятнадцати, в

веснушках и вихрах – быстро шагал с маленькой котомкой на палке по большой 3-ской дороге.

К ночи он добрался до Маковеевки. Деревня спала. На улице не было ни души, а мальчик

боялся постучаться. Долго он бродил взад и вперед по пустынной улице в напрасном ожидании,

что авось кто-либо покажется, у кого можно бы спросить.

Митюшка зашел за угол взглянуть, нет ли кого на задворках, и тут увидел на

противоположном конце деревни свет в одном окне. Это была изба Павла, который читал у себя

в светелке. Митюшка направился туда. Обогнувши деревню, он подошел к забору и,

перегнувшись, стал пристально смотреть на свет. Под ним хрустнула лозина. Вдруг окошко

отворилось, и кто-то выглянул оттуда. Митька опрометью бросился бежать и остановился

только тогда, когда у него стало захватывать дыхание.

Обернувшись назад, он увидел, что окно было заперто и никого там не было, но оно

продолжало светиться. Его опять потянуло туда. Осторожно, крадучись, подошел он к забору,

но в это время чей-то мягкий, ласковый голос окрикнул его:

– Чего тебе нужно, паренек?

Митюшка хотел было снова дать стречка, но тот же голос повторил:

– Не бойся, чего ты? Я тебе худа не сделаю. Митюшка остановился. Ему было ужасно

любопытно узнать, кто этот ласковый человек.

– Может, тебе нужно чего – дров, хлеба, одежи? – сказал Павел. – Так ты только скажи. Я

дам. А так, тайком по задворкам ночью ходить, нехорошо, паренек, – прибавил незнакомец,

понизив голос. – Ты еще мал. Долго ли до греха?

– Ничего мне не нужно, – проговорил он. – Меня прислали… Мне нужно знать, где тут

живет Павел-штундарь. У меня к нему дело, – заключил он с гордостью.

– Так я самый Павел и есть. Кто тебя послал?

– Дядя, – сказал он. – При тюрьме служит сторожем. Насчет Лукьяна.

– Иди, иди в горницу, – сказал Павел. – Расскажешь там.

Он помог пареньку перелезть и ввел его в избу. Мать уже спала в соседней комнате. Павел

разбудил ее, и Митюшка передал им обоим, что знал про Лукьяна.

– Надо ехать завтра же, – сказал Павел.

– Да, надо, – сказала Ульяна.

Она поставила пареньку ужин, который тот стал есть с волчьим аппетитом, и уложила его

спать.

– Как будешь в городе, к Морковину заезжай,- сказала она сыну. – Он тамошний и поможет

тебе.

Павел сомнительно покачал головою.