Штурм Грозного. Анатомия истории терцев

Новая пентархия, или Верховная дума, – составленная умирающим Иоанном из пяти вельмож, была предметом общего внимания, надежды и страха. Князь Мстиславский отличался единственно знатностью рода и сана, будучи старшим боярином и воеводою. Никиту Романовича Юрьева уважали как брата незабвенной Анастасии и дядю государева, любили как вельможу благодушного, не очерненного даже и злословием в бедственные времена кровопийства. В князе Шуйском чтили славу великого подвига ратного, отважности и бодрости духа. Бельского, хитрого, гибкого, ненавидели как первого любимца Иоанна. Уже знали редкие дарования Годунова и тем более опасались его, ибо также умел снискать особую милость тирана, был зятем гнусного Малюты Скуратова, свойственником и другом Бельского.

Приняв власть государственную, Верховная дума созвала Великую думу Земскую, пригласив на нее знатнейшее духовенство, дворянство и всех людей именитых, чтобы принять некоторые меры для государственного устройства. Назначили день царского венчания. Соборной грамотой утвердили его священные обряды. Рассуждали о благосостоянии державы, о средствах облегчить народные тягости.

После шестинедельного моления об усопшем венценосце 31 мая 1584 года состоялось венчание.

В этот день, на рассвете, по Москве пронеслась ужасная буря с грозой. Проливной дождь затопил многие улицы столицы, как бы в предзнаменование грядущих бедствий. Но суеверие успокоилось, когда гроза миновала и на чистом небе воссияло солнце.

На Кремлевской площади собралось бесчисленное множество людей, и воинам-охранникам с трудом удалось очистить путь для духовника государева, когда он нес, при звоне всех колоколов, из царских палат в храм Успения святыню Мономахову, животворящий крест, венец и бармы. Скипетр за духовником нес сам Годунов.

Несмотря на беспримерную тесноту, все затихло, когда Федор вышел из дворца со всеми боярами, князьями, воеводами, чиновниками. Он в одежде небесного цвета, придворные – в златой, и удивительная тишина провожала царя до самых дверей храма.

Во время молебна окольничие и духовные сановники ходили по церкви, тихо говоря народу: «Благовейте и молитися!»

Царь и Деонисий сели на изготовленных для них местах у западных ворот, и Федор среди общего безмолвия сказал первосвятителю:

– Владыка! Родитель наш, самодержец Иоанн Васильевич, оставил земное царство и, приняв ангельский образ, отошел на царство небесное. А меня благословил державою и всеми хоругвями государства, велев мне, согласно с древним уставом, помазаться и венчаться царским венцом, диадемою и святыми бармами. Завещание его известно духовенству, боярам и народу. Итак, по воле Божией и благословению отца моего совершен обряд священный, да буду царь и помазанник!

Митрополит, осенив Федора крестом, ответствовал:

– Господин, возлюбленный сын церкви и нашего смирения, Богом избранный и Богом на престол возведенный! Данною нам благодатию от Святого Духа помазуем и венчаем тебя, да именуешься самодержцем России!

Возложив на царя животворящий крест Мономахов, бармы и венец на главу, с молением, да благословит Господь его правление, Деонисий взял Федора за руку, поставил на особенном царском месте и, вручив ему скипетр, сказал:

– Блюди хоругви великие России!

Архидиакон на амвоне, священники в алтаре и клиросы возгласили многолетие царю венчанному Митрополит в краткой речи напомнил Федору главные обязанности венценосца:

– Храни Закон и царство, имей духовное повиновение к святителям и веру монастырям, искреннее дружество к брату, уважение к боярам, основанное на их родовом старейшинстве, милость к чиновникам, воинству и всем людям… И будет царство твое мирно и вечно в род и род!

– Будет и будет многолетно! – проливая слезы умиления, восклицали присутствующие в храме.

После Херувимской Песни митрополит возложил на Федора Мономахову цепь аравийского злата, помазал его Святым Миром и причастил Святых Таин.

В тронной вельможи и чиновники целовали руку у государя, а затем вместе с духовенством в столовой торжественно с ним отобедали.

Пиры, веселья, забавы народные продолжались целую неделю и завершились воинским праздником вне города, где на обширном лугу, в присутствии царя и всех жителей московских, гремело 170 медных пушек перед восемью рядами стрельцов, одетых в тонкое сукно и в бархат. Федора сопровождало также множество всадников, одетых богато.