Штурм Грозного. Анатомия истории терцев

Терские казаки выбрали второе и этим сумели еще на долгое время сохранить свою самостоятельность. Они стали держать сторожевые посты, высылали разъезды, были проводниками, ходили в походы вместе с регулярными войсками, т. е. все то, что было содержанием службы гребенцов в Терках. Когда казаки выступали в поход вместе с регулярными войсками, им полагалось жалование. Но не это все же было для них главным. Природная русская удаль да еще, пожалуй, надежда на добычу являлись могучими двигателями, приводившими вольных казаков к воеводскому знамени.

Воеводы на это смотрели сквозь пальцы, им было невдомек, что захват добычи во время очередного «наказания» и само «наказание» того или иного горского феодала не оставляло такого глубокого следа и со временем забывалось, а вот разорение подданных этого феодала не лучшим образом складывалось на политике официальной Москвы, стремившейся завоевать доверие и симпатию горцев.

Таким образом, к концу XVI века Россия на Северном Кавказе уже имела мощную для того времени крепость Терки, хорошо оснащенную живой силой и вооружением, куда входила и артиллерия. В роли надежных форпостов она имела также два вольных казачьих войска – Гребенское и Терское. Для казаков, которые некогда бежали из России подальше от податей и повинностей, теперь соседство с крепостью стало Божьим даром, поскольку она их защищала и особо не мешала их вольной жизни. В свою очередь и для крепости они были заметной подмогой в осуществлении ее функций. Короче говоря, казакам нужна была крепость, а воеводам – казаки.

Постоянно взаимодействуя с регулярными войсками, казаки стали главной опорой в закреплении господства России на Тереке, способствовавшей укреплению южных границ.

Россия при помощи вольных казаков и части кабардинских феодалов наконец-то твердою ногою становится на Северном Кавказе.

Ободренный надеждою на Россию, ее помощь, Александр стал увеличивать свое войско. Он хвалился:

– Слава российскому венценосцу! Это не мое войско, а Божие и Федорово.

В это время паши стали требовать от него запасов для Баку и Дербента.

– Я холоп великого князя Московского, – заявил он и запасов не дал.

– Москва далеко, а мы рядом, – пугали его турки, на что он отвечал:

– Терек и Астрахань – недалеко.

Строительство Терского городка привело к установлению более тесных политических и экономических отношений с владетелями Дагестана. В 1589 году аварские ханы дали присягу о вступлении в русское подданство, что весьма обеспокоило Турцию. Султан направил своего посла к Шамхалу, чтобы спровоцировать его выступление против России.

Чувствуя поддержку со стороны Турции, Шамхал сообщил в Терский городок о нежелании быть под государственной рукой и потребовал снесения крепости. Одновременно он предупредил султана об опасности, какой подвергнутся якобы турецкие владения в Закавказье в случае падения Дагестана.

2

Но в это непростое время внешняя политика России не дремала. Правительство Годунова смело уверило султана, что мы из дружбы к нему не хотим дружиться с его врагами, и двор московский искренне желает союза с ним. Желая достичь мира, Федор решается возобновить сношения с султаном и посылает в Константинополь дворянина Нащокина требовать, чтобы Амурат, из признательности к нашему истинному дружеству, перестал подстрекать против нас дагестанцев и запретил хану, азовцам и белгородцам воевать против России.

– Ибо мы, – так писал царь к султану, а Годунов к великому визирю, – не хотим слушать императора, королей испанского и литовского, папы, шаха, которые убеждают нас вместе с ними обнажить меч на голову мусульманства.

Учтиво приняв посланника, визирь сказал:

– Царь предлагает нам дружбу, но мы поверим ей, когда он согласится отдать великому султану Астрахань и Крым. – А потом более угрожающе: – Не боимся мы ни Европы, ни Азии, потому что войско наше столь бесчисленно, что земля не может поднять его. Оно готово устремиться сухим путем на шаха, Литву и цесаря, а морем – на королей испанских и французских.

А затем спокойно:

– Хвалим вашу мудрость, что вы не пристаете к ним. А шаху султан повелит не тревожить Россию, когда царь сведет с Дона казаков своих и разрушит четыре крепости, основанные им на берегах сей реки и Терека, чтобы преграждали нам путь к Дербенту.

– Сделайте так, – снова угрожающе стал говорить визирь, – или, клянусь Богом, не только велим хану и ногаям беспрестанно воевать Россию, но и сами пойдем на Москву.

Нащокин отвечал:

– На Дону у нас крепостей нет, а казаков из тех окрестностей царь повелел выгнать. А Астрахань и Казань теперь нераздельны с Москвой.

– Вы миролюбивы? Но для чего же вступать в тесную связь с Иверией, подвластной султану.

– Связь наша с Грузией состоит в единоверии, и мы туда посылаем не войска, а священников, и дозволяем ее жителям ездить в Россию для торговли, – продолжал отвечать Нащокин и предложил визирю изъясниться более конкретно через султанского посла.

Визирь вначале уклонился.

– У нас нет такого обычая, – сказал он. – К себе допускаем послов иноземных, а своих не шлем. – Однако потом согласился.