Штурм Грозного. Анатомия истории терцев

Где-то в горах гремел гром, блескали молнии, а притихшую станицу гроза в этот раз обошла стороной.

2

А в другом доме угощали хорунжего Гладкова, прибывшего с посольством из Терской крепости.

Степан еще издали увидел свой дом. Над трубой кухни-летовки поднимался дым. «Ох, как долго меня не было дома», – про себя подумал казак, когда зашел во двор. Он обошел двор, заглянул в колодец, покачал журавль’. У плиты показалась его жена Марфа. За время его отсутствия она стала стройней и даже похорошела. Она, присев у печки на корточки, закладывала туда мелко нарубленный хворост. Готовился ужин. Как только Степан умылся с дороги, его позвали к столу.

Но тут появилась бабушка Анисья.

– Куда внука сажаешь, короста! В хате накрой, сейчас дождь пойдет.

Марфа хотела что-то сказать, но передумала и, подхватив еду, побежала в дом, бумкая босыми пятками по крыльцу. Старуха грозно таращилась на нее.

– Да дайте пройти! – уже злясь, отвечала сноха.

Степану накрыли на большом столе у печки. Марфа принесла еду и снова убежала. Огромный стол ломился от яств. Тут и птица, и копченое мясо, и сало, и рыба. На самом видном месте графин рубинового цвета. В нем вино. [22]

Бабка, ни слова не говоря, оглядела стол и стала наблюдать за внуком, любуясь им. В хату заглянул чем-то озабоченный дед.

– Заходи, чего там бегать, садись тоже ужинать, – сказала она ему. Вскоре вся семья сидела за столом, кушала и вела размеренную беседу.

– Когда-то твой дед, Степа, пришел сюда на Терек с ватагой таких же удальцов, мечтая сохранить вольности от Москвы. Но вот жизнь заставила казаков пойти на службу той же Москве. Вот и ты сейчас служишь у воеводы.

– А что в этом плохого, – вступил в разговор дед. – За службу казак получает жалованье. А живем мы по своей воле. – Дед был горд за свою породу. Сам несколько раз был атаманом, сын – товарищ атамана и внук – хорунжий – тоже добрый казак.

Старуха ему под стать, такая же нравная. Она унаследовала от родителей-кабардинцев властность и неуступчивость и еще смолоду заставила Андрея Федоровича считаться с собой.

Внуку трудно было бы выяснить, как проходили у них баталии. Возможно, бабка летала по горнице, трепеща юбками и лентами. Не исключено, что и дед отлетал от нее, ибо, как однажды проговорилась мать Степана, бабке в молодости ничего не стоило схватиться за рогач, а то и за шашку.

Отца дома не было. Все знали: на службе в правлении.

– Диду, а как вы с бабушкой встретились, – спросил Степан, уминая одно блюдо за другим.

– Встретились мы с ней у нашего кунака, – приглаживая бороду, отвечал дед. – Она меня, как приворожила.

– Он мне тоже с первой встречи понравился, – призналась баба Анисья. – Но мои родители хотели отдать меня за другого, из нашего аула. Но я же настырная. Все ему рассказала, когда он меня встретил у родника. Схватил тогда меня Андрей вместе с кувшином в руке, перебросил через седло, и только нас видели. Ни разу не придержал коня, несся, пока мы не прискакали к его другу, что жил в другом конце нашего аула. Горячий был джигит!

– Ты помнишь погоню, которая за нами пустилась?

– А то!

– Вот-вот. И я помню. Они как увидели, что ты сильно и с доверием ко мне прижалась, сразу и повернули назад.

– Только Богу ведомо, что они подумали: мы ведь молчали, но, по-видимому, все прочли на наших лицах и поняли, что мы рождены друг для друга. И или испугались совершить грех, или победила любовь. В общем, не решились помешать нашему счастью, – вспоминала Анисья.

– А потом была свадьба, – в один голос говорили старики. – И на ней, казалось, была вся станица и аул.

Марфа притащила чугун с борщом и поставила его перед бабой Анисьей. Повеяло несравненными запахами укропа, чабера, перца и чего-то кисло-сладкого. Анисья брала чашки и наполняла их борщом. После борща последовали тушеные курчата с чесноком, вареники с вишнями и грушевый взвар.

– Теперь куда вас поведет дорожка? – спросил Андрей Федорович у Степана.

– Велено сопровождать в Персию, а куда точно, еще не известно.

– Да, дорога не близкая, – отвечал дед, – когда теперь увидимся?

– Откушай, сынок, еще каймачку, – предложила Степану мать. – Жирный, духовитый.

Григорий взял горшок с широким горлом, именуемый глечиком, и стал есть каймак деревянной ложкой.

Неслышно подошла Марфа.

– Спасибо тебе, что ты у меня такая умница, Марфуша. Ты же моя ласточка, – вдруг, стосковавшись, протянул руку Степан и поймал жену за передник.

– Да отстань, – игриво дернулась она, но не отошла и придвинулась животом к его плечу.

– Расскажи, какую в Терке службу несете, – попросила она. – Опасно?

– Расскажу, расскажу, дай отдышаться, наелся, а чего-то не хватает, – улыбнулся Степан.

– Ночью, – согласно толкалась жена животом.

– Вот и хорошо. Ладно, расскажу…

А ночью они лежали в кровати и вспоминали. «Неужели у меня была свадьба и такая вот ночь? – думал Степан и сам же себе отвечал: Была».

Он вспомнил, как случилось у них это три года назад. А теперь вот служба.