Штурман

Этой скудной, но могущей оказаться полезной информацией я разжился еще там, в девяностых, когда обсуждал план возможных своих действий с дотошным Штурманом, не упустившим, казалось, ни одной мелочи и настоявшим на том, чтобы и я уделил всем этим мелочам достаточное внимание. Меня, впрочем, не нужно было уговаривать, так как, памятуя свои ляпсусы и неудачи прошлой попытки, я охотно вникал во все детали, какими бы несущественными они на первый взгляд ни казались.

Выйдя из рощи, где Штурман на этот раз открыл мне врата, я, немного поплутав по вечерним переулкам, выбрал себе достаточно удобный пункт наблюдения, устроившись на завалинке покосившейся и, судя по всему, пустующей избушки, расположенной, однако, очень удобно с позиции открывающегося отсюда обзора. С этого места очень хорошо просматривались не только обе улицы села, но и, что самое главное, дорога, ведущая в город, за которой мне надлежало внимательно наблюдать.

Закутавшись поплотнее в добротный заячий полушубок, я прислонился к стене домишка и начал ждать. Я не знал точно, когда появится интересующий меня объект, но надеялся провести здесь не более нескольких часов, так как поздняя осень давала о себе знать и с каждой минутой становилось все холоднее, а околеть в ожидании не входило в мои планы. Главное, чтобы Штурман не ошибся в дате, а уж пару часов я как-нибудь выдержу.

Однако любые физические лишения и даже муки казались мне глупой игрой по сравнению с моральными увечьями, которые я сам себе нанес, решившись на этот шаг. То, что мне предстояло сделать, было поистине ужасным с человеческой точки зрения, а для меня и вовсе актом нравственного самоубийства. Мое сердце буквально разрывалось в груди, когда я, рассказав о своем плане Штурману, клялся в своей готовности привести его в исполнение. Помню, как он долго смотрел на меня, а потом грустно отметил, что лишь очень мужественный человек согласился бы, как я, так истязать свою душу, пусть даже ради столь высокой цели. Похвала эта, впрочем, не умалила горечи яда, к чаше с которым я в тот миг приложился.

Мы, разумеется, обсудили все мыслимые способы достижения нашей цели, но ни один из них не стоил ни гроша и не мог тягаться с каверзами гениального мозга профессора Райхеля. Зайдя в тупик, мы с горечью должны были признать, что существует лишь один способ избавиться от противника…

В морозном воздухе зазвенел колокольчик, – кто-то ехал. Я поднялся со своего места и, поглубже натянув на уши беличью ушанку, стал неспешно продвигаться навстречу звуку. Вскоре я увидел и его источник, – на дороге показалась лошаденка, тянущая сани. Через минуту она перешла с мелкой рыси на шаг – было ясно, что она почти выбилась из сил. В санях кто-то разговаривал, и на фоне густого, бубнящего баса я различил слабый женский голос. Похоже, это именно те, кого я дожидался!

Проехав еще сотню метров, сани остановились у ворот стоящего на углу улицы дома. Я привалился к чьему-то заплоту и сквозь ветви облетевшей осины стал наблюдать за развитием событий, оставаясь незамеченным.

Грузный мужчина в черной шубе слез с саней и, кряхтя, потопал валенками о землю, разминая затекшие ноги. Сняв большие рукавицы, он сунул их за пазуху и размашисто, с силой постучал кулаком в ворота. Тем временем с саней поднялась женщина и, тихо говоря что-то, помогла спрыгнуть вниз девочке лет семи, при виде которой у меня захолонуло сердце.

– Не думаю, что ты заболела, Аглая, это просто кашель. Наверно, воздуху холодного хватанула, вот и першит в горле. Надо быть осторожнее!

Голос женщины был слабым и замученным, мне показалось, что она на самом деле не очень-то и интересуется девочкой. Причина этого стала мне ясна, едва я увидел два закутанных в одеяльца комочка, которые разразились криком, как только мать взяла их на руки. С другой стороны саней соскочила девушка-подросток, – она не требовала к себе внимания, а, отряхнувшись, молча встала рядом с отцом, дожидаясь, когда на стук кто-нибудь выйдет. И действительно, через несколько минут послышался скрежет отодвигаемого в сенях засова и мужской голос поинтересовался личностью стучавшего.

– Встречай гостей, Тимофей, ночь застала! – крикнул отец и машинально приобнял за плечо подошедшую к нему Аглаю. Девочка сотрясалась от непрекращающихся приступов кашля, иные из которых доводили ее почти до рвоты. Было очевидно, что она не просто «хватанула холодного воздуху», как предполагала ее мать, а по-настоящему больна, и болезнь эта набирает обороты. Зная, чем все это должно закончиться, я посетовал на глупость родителей маленькой товарки Алеянц, отнесшихся к серьезным симптомам столь безалаберно.

Хозяину, видимо, голос прибывшего был хорошо знаком, так как он без лишних слов спустился с крыльца и отворил ворота. Поздоровавшись с приезжими, он немедля провел их в дом, но сам, правда, вскоре вернулся, чтобы позаботиться о лошади, которую распряг и отвел в стойло. Ворота закрылись, дверь в избу стукнула и снова настала тишина.