Штурман

Господи, куда я залез?! Какого рожна я сюда приперся, чего мне не хватало? Глупые решения рождаются в мозгу, а расплачивается за них всегда рожа! Что мешало мне прожить свою жизнь по-человечески, не встревая в сомнительные приключения, грозящие потерей рассудка или просто глупой смертью? Поистине, сколько будет существовать человечество в мире, вертящемся вокруг желтой звезды, столько будет процветать, колоситься и разбрасывать свои пахучие плоды глупость. Если мы и учимся на своих ошибках, то это мало дает нам, ибо мы неустанно изобретаем новые и новые способы доказать создателю свою несостоятельность. Словно ребенок, наступивший на улице в собачье дерьмо и так проследовавший затем до середины ковра в гостиной, стоим мы перед лицом вечности, беспомощно озираясь и ожидая побоев. Мы знаем, что напакостили, но будем это делать и дальше.

Исчерпав запасы злости, Пузанов велел мнущемуся за дверью усатому Паше швырнуть меня в клетку, где я должен был дожидаться транспорта. Приказ Паша исполнил как нельзя более точно, и к моим уже имеющимся телесным повреждениям добавилось еще несколько ссадин и ушибов.

«Клеткой» оказалась маленькая темная каморка в цокольном этаже, с бетонным, в пупырышках, полом и длинным узким окошком под потолком, служащим, скорее, вентиляционным отверстием, чем источником света. Было совершенно ясно, что изначально сие помещение вовсе не было задумано как тюремная камера, и лишь революционная необходимость да фантазия новых властей превратили его в нее.

Ни шконок, ни нар здесь не было, и пристанищем должна была служить, очевидно, бесформенная куча не то войлока, не то стекловаты в углу каморки. Я не стал рисковать и сел прямо на холодный пол. Простатит, безусловно, штука весьма неприятная, но мысль о возлежании на вонючей куче была еще противней. Хотя, надо сказать, выглядел я сейчас так, что полностью соответствовал предоставленному мне ложу: грязный, избитый, с содранными о пол ладонями и засохшей на физиономии кровью я являл собою жалкое зрелище. О тряпье на моих ногах, бывшем когда-то брюками, я и говорить не хочу. Теперь они были не только измазаны грязью, но и разорваны во время скольжения по полу, а единственные сменные портки остались в моей фирменной сумке, которой теперь владела «обезвредившая» меня белобрысая стерва (от слов «белокурая красавица» я решил теперь отказаться). Интересно, что полезного для себя почерпнула она, осмотрев ее содержимое? При мысли об этом я злорадно усмехнулся. Представляю, в какое недоумение пришла эта злобная безмозглая девка, разглядывая мой новенький цифровой «Nikon»! Должно быть, она украдкой крестилась или молилась каким-то своим пролетарским богам, моля отвести от нее беду и изничтожить «адскую штуковину». Ну и пусть, поделом ей! Тем не менее, казалось странным, что она все еще не появилась здесь и не доложила о находке. По всей логике дамочка должна была это сделать сразу же, как только обнаружила сумку. Может ли быть такое, что она до сих пор не удосужилась зайти в кухню? Вряд ли. Тогда что же? Неужто она позарилась на горсть золотого лома и решила смолчать? Принимая во внимание известное мне теперь социальное положение сей барыни, это казалось мне маловероятным, хотя всякое случается… А может быть, она еще появится, и тогда уж мне не отделаться психбольницей! Как бы там ни было, мотивы поведения этой женщины оставались для меня загадкой.

Глава 14 Уринотерапия

Дороги наши жизненные длинны и запутаны. Они, словно извилистые лесные тропки, кружат нас по джунглям окружающего мира, то заводя в тупик, то обрываясь у края пропасти, а то и даря нам грибные места и сладкую пестроту ягодных полян. Поколения провидцев и предсказателей пытаются распутать клубок их замысловатого серпантина, но ниточка обрывается, и приходится все начинать с начала. Пустое это дело – выть на луну да лаять на тени, не принесет это пользы ни всему человечеству, ни отдельно взятому страдальцу. И лучше, пожалуй, не совать нос в чужие дела, а уж тем более – в божественные планы.

К сожалению, слишком поздно дошел я до этой простой истины. Дошел тогда, когда уж вряд ли мог что-то изменить и вынужден был, как выпущенная из лука стрела, продолжать бездумный полет в заданном направлении, пока не уткнусь своим излишне острым носом в пористую, кишащую насекомыми кору какого-нибудь дерева или вовсе в землю, и не замру там навеки. Я и дома-то, в двадцать первом веке, не отличался особенной удачливостью и способностью изворачиваться, а уж тут, где все мне было чуждым и незнакомым, мои шансы на успех и вовсе стремились к нулю.