Штурман

– Не-е, Дергачев, че-то не шибко он смахивает на шпиона… У тех личность совсем другая, да и работают они чище. Ну что это, в самом деле – средь бела дня приставить лестницу, карабкаться по ней, ломать оконную задвижку, да, к тому же, и сдаться бабе, не будучи вооруженным! Не клеится что-то тут со шпионскими штучками. Сказки бы тебе писать, Дергачев! Придумал тоже – засланный… Скорее уж, дурак, коли такую тактику избрал.

Слово «тактика» Пузанов выговорил настолько тщательно и аппетитно, что сразу стало ясно, что оно для него новое. Довольный тем, что удалось ввернуть в разговор этот солидный термин, он продолжал:

– Кстати, Дергачев, как тебе такая мысль? Может, он действительно…«того»? А? Тогда все сходится: приехавший издалека умалишенный… Ведь он издалека, или кто-нибудь знает его?

Все присутствующие энергично замотали головами, подтверждая догадку шефа.

– Так вот, приехавший или пришедший издалека умалишенный сдуру лезет в первое попавшееся окно, не ведая, что это – окно квартиры нашего уважаемого первого секретаря горкома товарища Алеянца, в надежде чем-нибудь поразжиться, да и попадает впросак. Ну, а мы, проявив при его захвате ловкость и профессионализм, изолируем его от общества. По-моему, достаточно правдоподобно, не так ли, Дергачев?

«Проявивший ловкость и профессионализм» владелец нагана откашлялся и, скосив глаза на толпящихся у дверей молодчиков, ответил:

– Да на умалишенного он тоже вроде не тянет, товарищ Пузанов. Не рычит, не бросается на Вас, не плюется в стены. Да и разговаривал правильно, без особой дурости…

Диагностические критерии Дергачева не показались, видимо, его начальнику убедительными. Он нетерпеливо взмахнул рукой, призывая психиатра-любителя к молчанию, и собрался уже что-то веско возразить, но вдруг заметил, что для столь щекотливой ситуации в кабинете собралось слишком много слушателей, которым вовсе не обязательно знать подробности дела, тем более, что он еще не принял окончательного решения в оценке мотивов моего преступления.

– А ну, хорош толпиться в дверях! – зарычал он, обращаясь прежде всего к похожему на медведя усатому Паше. – Пошли вон отсюда все! Стоять с той стороны двери, бдеть и не бздеть! Но не подслушивать! Ясно? Ты, Корнеев, кстати, тоже пошел вон отсюда! Стоишь тут, мнешься со своим геморроем…

Заметно расстроенный Паша собрал своих орлов в охапку и, покрикивая на них в свою очередь, покинул начальственный кабинет. Корнеев, привыкший, видимо, к подковыркам и грубости своего босса, подался следом за ними, комично подергивая коротко остриженной головой, сидящей на тонкой, как у ощипанного куренка, шее. Форменные штаны были ему велики и провисали на заднице, наводя на мысль о возможном неприглядном содержимом, а воротник рубашки, напротив, был чересчур узок и, застегнутый на верхнюю пуговицу, давил юному служаке в самый кадык, создавая трудности при каждом глотке. В общем, нормальный рабоче-крестьянский милиционер.

Дверь, выпустив Корнеева со товарищи, обиженно хлопнула, и Пузанов, поудобнее разместив в кресле свою тушу, вновь обратил свое внимание на меня. Странно, но до сих пор никто здесь не разговаривал со мной, если не считать первой «приветственной» фразы хозяина кабинета, и все дебаты по поводу моей дальнейшей судьбы велись без моего участия. Впрочем, на территории совдепов так было всегда, и ничего удивительного в этом не было.

– Задержанный! Берите свой стул и подходите ближе! Ну-ну, не так близко, просто поставьте его там, где сейчас стоите и садитесь. Ага. Сразу предупреждаю, мы все здесь люди подкованные и таких, как ты, целую кучу обезвредили, потому советую не юлить и на все вопросы отвечать прямо и искренне, как на исповеди. Тогда и нам проблем будет меньше, да и ты быстрее уйдешь отсюда. В камеру, – добавил он быстро, перехватив встревоженный взгляд заерзавшего при слове «уйдешь» Дергачева. Так будешь говорить честно?

Начав было разговаривать «по форме», Пузанов сразу же съехал на «ты», которое было более в ходу в среде его общения. Я не хотел портить кровь ни себе, ни этим милым людям и пообещал всячески сотрудничать со следствием, ежели таковое начнется. Начальник был доволен и начал с персоналий.

Мое имя не вызвало у него усмешки, из чего я заключил, что среди массы идиотских революционных имен, вроде «Баррикады» и «Вилена», мое не казалось столь уж вычурным. Затем настала очередь даты рождения. Понимая, что усложнить свое положение уже ничем не могу, я сдержал данное мною минуту назад обещание и сказал правду.

Народные милиционеры переглянулись и, после секундного замешательства, одновременно заулыбались. Похоже, наобум высказанная шефом версия начала находить свое подтверждение.

– А как же, простите, Вы оказались у нас, товарищ? Не заколдовал ли Вас кто-нибудь? – продолжил Пузанов елейным голосом, каким, по его мнению, было принято говорить со спятившими. – Или Вы, как часто бывает, просто проснулись однажды и… о чудо?