Штурман Фрося

К концу августа поток беженцев иссяк, волна эвакуируемых с дальних мест прошла через Сталинград. По ночам далеко видны были в степи пожары – горели массивы хлебов и сёла. Все говорило о том, что фронт приближается к огромному городу.

…Памятное утро 23 августа было душным и жарким. Накаленные солнцем, земля и каменные здания не успевали охладиться за ночь. Высоко над головой кружился вражеский разведчик – «рама». В утренних косых лучах солнца блестели на виражах стёкла кабины. Прерывисто урчали моторы двухвостового самолета, уходившего на запад… Потом в небе над Сталинградом появились юркие «мессеры», а за ними тяжелые «юнкерсы» и «хейнкели».

С юга на север шли фашистские бомбардировщики. Их гнали и преследовали наши летчики, обстреливали зенитчики. Немецкие самолеты то появлялись из-за облаков, то вновь уносились в высоту для того, чтобы вынырнуть в другом месте и сбросить на Сталинград фугасные бомбы большой взрывной силы.

Население города переселилось в убежища, щели, землянки и подвалы. Начались пожары.

Весь день на Сталинград друг за другом, волнами шли эскадры фашистских бомбардировщиков. Все центральные районы города пылали. Не менее шестисот вражеских самолетов, каждый из которых сделал два-три вылета за день, бомбили Сталинград.

После объявленной 23 августа в городе воздушной тревоги так и не последовал отбой. Он наступил только после окончательного разгрома гитлеровских войск под Сталинградом – 2 февраля.

Казалось, вражеским налетам не будет конца. Огромный цветущий город, в котором жило около полумиллиона человек, превратился в развалины. И ночью фашистские пикировщики продолжали бешеную бомбежку Сталинграда, освещая его ракетами.

Каждый день враг терял десятки самолетов, сбитых советской истребительной авиацией и зенитчиками. Но это не останавливало его. Бомбежка продолжалась.

Лейтенант Гурьев, как и все его товарищи по эскадрилье, почти весь тот день был в воздухе. Он возвращался на аэродром, заправлял самолет горючим, брал новые пулеметные ленты и вновь взмывал ввысь, бросаясь вдогонку за «юнкерсами».

На фюзеляже его «ястребка» прибавилась еще одна красная звездочка. Но на этот раз ее вывел не сам Гурьев, а его техник, и при этом сделал это не так аккуратно. Летчик же еле добрался до блиндажа, упал на койку и, не раздеваясь, заснул тяжелым сном – настолько он был бессилен.

Так началась для Гурьева Великая битва у Сталинграда.

Эскадрилье, в которой он служил, была поручена охрана переправ через Волгу в районе Тракторного завода. По нескольку раз в день поднимались в воздух «ястребки», завязывая схватки с вражескими самолетами. И очень часто подбитые гитлеровские машины ныряли в темную от нефтяных пятен Волгу, по которой медленно плыли трупы и обломки разбитых катеров, шлюпок и барж.

Аэродром находился в степи, недалеко от Волги, у ракитовой рощи. Самолеты стояли среди деревьев, росших обособленными «семьями», на просторном заливном лугу. Они были прикрыты ветками с еще не опавшими листьями, и их трудно было заметить с воздуха.

В здании МТС расположился ПАРМ – полевые авиаремонтные мастерские. Штаб полка, столовая и общежитие помещались в землянках, где всегда стоял приятный смолистый запах от досок обшивки.

Однажды, когда все самолеты эскадрильи поднялись по очередной тревоге, на аэродроме появился молодой летчик с небольшим чемоданом в руке. Он то и дело останавливался, прикладывая ладонь козырьком к глазам, и всматривался в небо, откуда доносился гул моторов и отдаленные прерывистые пулеметные очереди. Летчик подошел к группе механиков, так же, как и он, наблюдавших за небом.

– Развлекаются! – сказал он, подняв руку вверх.

– У нас часто бывает такое веселье! – ответил механик, не поворачивая в сторону говорившего закинутой назад головы.

Худой и очень высокий инженер эскадрильи, которого все звали «дядей Стёпой», взглянул на кубики в петлицах новенькой гимнастерки прибывшего и спросил, слегка заикаясь:

– А вы к нам, товарищ младший лейтенант?

Летчик козырнул и посмотрел снизу вверх на инженера, хотя и сам был, что называется, выше среднего роста.

– Так точно, младший лейтенант Степанов… Явился для прохождения службы… – И добавил: – Разрешите обратиться, товарищ военинженер третьего ранга, где я могу видеть лейтенанта Гурьева?

– А вот сейчас увидите, – ответил инженер, указывая рукой на «ястребок», стремительно приближающийся к аэродрому.

Делая крутой разворот, скользя на крыло, Гурьев блестяще посадил свой самолет.

Он еще рулил по полю, а навстречу ему бежал его техник, а за ним Степанов.

– Идти за краской? – весело спросил техник.

– Нет, Дмитрич, сегодня мимо… удрал, проклятый! – засмеялся коренастый, небольшого роста, но ладно сбитый летчик, выпрыгивая из кабины и любовно похлопывая рукой по фюзеляжу, вдоль которого протянулась красная стрела с шестью звездочками.

Тут он увидел Степанова и бросился обнимать друга:

– Саша! Саша! Подожди минутку, только сниму парашют… И где ты, долговязый, так долго копался, сатана, так тебя заждался!..