Штурманок прокладывает курс

— Я тебе объяснял, что проверяю работу вашей абвергруппы. Мне надо знать, соблюдаются ли правила секретности.

— Лемп всегда носит ключ с собой.

— Тоже непорядок! — сказал я. — Сейчас мы расстанемся. Ты никогда никому не скажешь о нашем разговоре. И Лемпу тоже. Если заметили, что я был у тебя, можешь покраснеть и смутиться. Ясно?

— Ясно, герр хауптштурмфюрер.

— Ну, зачем так официально? Ложись спать — скоро утро. И помни даже во сне: если проболтаешься или наврала — концлагерь.

В своей комнате я первым делом зарядил пистолет, разделся и лег отдыхать. Мне нужно было выключиться хотя бы на два-три часа, чтобы набраться сил для очередной схватки. Но лежать я не мог. Подошел к окну, распахнул его. По двору ходил часовой. Светало. Луна ушла, и пруд за кирпичным забором стал из серебряного свинцовым. В этот пруд они, вероятно, сбросили труп Гуменюка. А может быть, и я последую за ним? Нет! Я сильнее Лемпа, хотя нахожусь у него в руках. Для него нет ничего святого. Только деньги! За них продаст отца и мать и даже своего проклятого фюрера. Вот это надо помнить всегда, имея с ним дело. Взятка — его оружие в борьбе с такими, как он. Семенец дает взятку Лемпу, Лемп — какому-то своему начальству, чтобы перевестись во Францию. Даже человеческая жизнь расценивается у них на золото. Посмотрим, во что вы цените собственную жизнь, герр майор!

3

Утром мне принесли чашку натурального кофе и булочку. Пить кофе я не стал. Не ожидая приглашения, я сам пошел к Лемпу. В кабинете, кроме него, находился чистенький, выбритый Кляйнер. Лемп выглядел усталым. Веки припухли, небритые щеки приняли пепельно-серый оттенок. Очевидно, он так и не ложился сегодня.

— Вы плохо спали, Ферри? — спросил я.

Он отослал Кляйнера. Снова мы уселись за стол в углу. Это напоминало продолжение шахматной партии с невидимыми фигурами. Я не знал, есть ли у Лемпа ферзь, не знал, какие поля под ударом.

Лемп сразу пошел ферзем:

— Ночью я получил справку по радио из нашей берлинской картотеки. В штабе генерала Томаса никакого Генкеля нет. — Он сделал паузу, чтобы насладиться произведенным впечатлением. — Я могу вас арестовать или просто ликвидировать, как вы советовали поступить с Гуменюком. Кстати, я пока воздержался от этого.

Я знал, что он лжет, но не стал его уличать.

— С Гуменюком вы можете поступить как угодно, со мной — не можете. Я слишком много о вас знаю.

— Тем более! — резонно ответил он. — Интересно, что же вы знаете обо мне, кроме провала группы Рюхина?

— Это немало, А в какую сумму обошлось улаживание воровской истории в Ростоке?

— Да, — сказал он убежденно, — камень на шею — и в озеро.

— Не that has a house of glass must not throw stones![114]

Он тоже знал эту поговорку, и она привела его в ярость:

— Бросьте дурачиться! Говорите начистоту!

— Хорошо, будем откровенны. Вы собираетесь во Францию? Не удивляйтесь — служба безопасности обязана знать всё. Я помогу вам, если окажете мне маленькую услугу.

— Отпустить вас? А на кой черт мне теперь ваши услуги?

— Вы хотите сказать, что уже купили себе перевод во Францию за пятьсот золотых пятерок, которые получили от Семенца?

Это был залп на поражение. Лемп встал и сделал шаг к столу, вернее, к кнопке у левой его тумбы.

— Вы действительно много знаете. Вас надо уничтожить до того, как явятся офицеры СД.

— Я сам офицер СД и поэтому знаю, что вы отпустили Аркадия Гусакова — он же Семенец, — которого готовили для засылки в тыл русских. Кажется, это называется разоблачением тайн абвера.

Лемп тяжело вздохнул:

— Я давно почувствовал, что вы опасный человек...

— Наоборот. Я — ваш спаситель. У меня очень высокие связи. Пистолет, который вы у меня отобрали, подарен самим шефом гестапо Мюллером. Вот смотрите...

Я вытащил пистолет. Лемп устало усмехнулся:

— Кем бы ни был подарен этот вальтер, он разряжен.

Тут я нажал на защелку, и мне в ладонь выпала заряженная обойма. Лемп с неожиданным проворством кинулся к столу.

— Назад! Сядьте в кресло! Молчите! — Обойма была уже в рукоятке пистолета. — Я предвидел, герр майор, что вы будете нервничать, — сказал я, вытаскивая из его кармана пистолет.

— Послушайте, сейчас сюда войдет Кляйнер.

— Не войдет! — Я запер дверь. — И вы не выйдете.

— Английская разведка всегда была лучше нашей, — сказал он, — но и вы тоже отсюда не выйдете.

— Посмотрим. Считайте меня, если хотите, англичанином, но я действительно хауптштурмфюрер.

— Врете, — прошипел Лемп. — Вы не Генкель. Он служил в войсках СС в рейхе. Уехал месяц назад на Украину.

— Вы чудак, Ферри! Мы же действительно на Украине, а не в Нормандии. Я — Генкель, родом из Дрездена. Вы давно заметили мое произношение. Знаете Магдебургштрассе, за стадионом? Дом семь — заходите после войны.

Лемп уже не говорил, а хрипел. Как загнанный в угол зверь, он вжался в кресло, сжимая подлокотники.

— Все равно вы — английский разведчик!

— Это мое хобби — вторая специальность. Почему Гуменюк мог служить рейху и русским? Я поступаю благороднее.

— Вас повесят.