Штурманок прокладывает курс

Ясно — он задержан вместе с машиной. Патруль пошел дальше, а машину отогнали на открытое место и выставили часового.

— Не двигаться! — закричал он и выстрелил в воздух.

Мне оставалось только стрелять, но не в воздух. Часовой упал в грязь. Чижик лежал в машине, связанный по рукам и ногам. На выстрелы снизу от реки уже спешили патрульные, но они не знали той дорожки, по которой прошел я. Через несколько минут мы выбрались на Юго-западное шоссе, объехав стороной через рощицу заставу у городской черты. Я понимал, что на стареньком «адлере» от погони далеко не уйдешь, но Чижику возвращаться в город нельзя. К утру на работу он не попадет, а немецкая форма погубит его. Чижика надо отослать к партизанам. А что делать мне?

И тут пришла в голову рискованная идея.

— Жми, Чижик, на всю железку!

Первое время мы ехали по шоссе, не видя за собой никого. Только на семнадцатом километре я заметил посади свет идущих машин. Дождь прекратился, облака быстро уходили на север, будто поверх луны. Все гуще проступали звезды. Придорожные липы потеряли уже листву, и на шоссе было светло. Отсюда — рукой подать до «Общества любителей зимней охоты».

Шофер из меня неважный. Еще в учебном отряде взял несколько уроков. Но, чтобы утопить эту машину, умения хватит.

Слева, за скошенным полем, лес подступал к шоссе.

— Чижик! Сбрось газ! Тормози!

Пока машина сбавляла ход, я решил в уме простенькую задачку. Мы — на двадцатом километре Юго-западного шоссе. А корчма Кощея на таком же примерно расстоянии по Северо-западному. Получается равнобедренный прямоугольный треугольник. Гипотенуза — чуть поболее 28 километров. Если Чижик пойдет на север...

— Ну, стали, — сказал Чижик. — Что теперь?

— А теперь видишь Полярную?

— Какую Полярную?

— Звезду. Вот там, маленькая, как раз над клином леса. Иди все время на нее. Утром выйдешь в район корчмы у креста или чуть восточнее. Кощею пароль: «Ой, за гаем, гаем...»

— Ясно. Ну, а ты, значит...

— Значит, надо. Не теряй времени. Запашному расскажешь всё.

Он вышел из машины, а я поехал вперед. Слева, за двойной линией лип, заблестел под луной пруд. Я свернул, медленно подъехал к обрыву. Глубоко!

Те автомобили сзади уже настигали. Лучи их фар заскользили по липам. Выйдя из машины, я подтолкнул ее. «Адлер» плюхнулся в озеро. Вода покрыла его.

Немцы все-таки заметили, как я сворачивал влево. Одна их машина прошла вперед, вторая остановилась, и оттуда высыпали солдаты. Прячась за стволами, я побежал мимо пруда, к въезду в усадьбу «Общества любителей зимней охоты».

Спереди и сзади приближались развернутыми цепями солдаты. Они шагали поперек шоссе и по полям, за липами. Но я уже стоял в тени кирпичного забора и нажал пуговку звонка у ворот.

— «Птицелов из местных, с хорошей рекомендацией...»

Глава пятая ХАУПТШТУРМФЮРЕР ВОЛЬФГАНГ ФОН ГЕНКЕЛЬ

1

Солдат проводил меня в зальце с колоннами. Из-за стола в углу вскочила фройляйн в форме вспомогательных войск. У нее были круглые очки, унылый нос и роскошная светло-каштановая коса. Докладывая, что майор Лемп в городе, а лейтенант Кляйнер сейчас освободится, девица покраснела. Ее оттопыренные уши были густо розовыми на просвет. Занятно! Неужели это она выручила Аркадия Семенца?

Девица предложила сесть и сама уселась так, что были слишком хорошо видны ее ноги в изящных туфельках, вопреки форме.

Я тут же взял дружески-игривый тон. Ее звали Эрна.

— А почему не Эри? Так называется озеро в Канаде. Вы там не бывали, Эри? Ваши глаза напоминают это озеро. Снимите-ка очки!

Мы уже были почти приятелями, когда ее позвал Кляйнер. Не дожидаясь приглашения, я тоже вошел в кабинет.

Слева небольшая дверь, столик с креслами. Справа — сейф, яркая лампа на обширном письменном столе, за котором терялся в этой полупустой комнате маленький лейтенантик. Он узнал меня мгновенно и не слишком удивился:

— Прошу вас, герр хауптштурмфюрер!

Мы поздоровались как знакомые, без официального «хайль».

Кляйнер извинился за вчерашний обыск и тут же попросил документы. Я сказал, что предъявлю их Лемпу. Тут Кляйнер обратил внимание на мои сапоги, залепленные грязью:

— Вы пришли пешком?

— Да нет! Преследовал одного типа, залез по горло в болото. Ну, а потом у ваших ворот отправил машину. Срочный пакет в Ровно. Лейтенант, вам не приходит в голову, что я голоден? Ужин — сюда, в кабинет, а я пойду приведу себя в порядок.

— Слушаюсь, герр хауптштурмфюрер. Если разрешите, я пока допрошу некую личность. Возможно, знаете его — Гуменюк.

Когда я вернулся в кабинет выбритым, в начищенных сапогах, Гуменюк все еще был там. Кляйнер, как водится, посадил его под свет лампы. Эрна переводила, делая заметки в блокноте.

Кивнув Кляйнеру, чтобы он продолжал, я сел за спиной Гуменюка к столику, где уже стоял ужин с бутылкой вина.

Гуменюк говорил без умолку; пыхтя, доказывал, что сызмальства ненавидит все русское. Ему противен русский язык. Само слово «Москва» доводит его до бешенства. Как он может быть связан с подпольем, если большевики лишили его имущества?

Время от времени Кляйнер прерывал это словоизвержение: