Это письмо было обезличено и адресовано любому солдату, который его читал: украинскому, русскому, американскому, польскому - любому неизвестному солдату, который находился под пулями и снарядами на передовой. И, несмотря на то что оно было написано нашему врагу, я воспринимал его как письмо, адресованное мне. В данный момент я был тем солдатом, который нуждался в тепле, заботливом слове и пожелании вернуться домой целым и невредимым. Я был тем солдатом, который бы с удовольствием поехал на Новый год к родителям, чтобы встретить его среди друзей и родных. Это письмо объединяло, а не сеяло зерна войны. Оно было про простые и вечные ценности, которые так необходимы каждому.
Любая война заканчивается миром. Отдельные люди и народы перестают ненавидеть и убивать друг друга. Они садятся за стол переговоров, начинают ездить друг к другу в гости и разговаривать. Я видел много фильмов, когда американские ветераны встречались с японскими и вьетнамскими солдатами, которые воевали по разные стороны фронта.
- Спасибо тебе, девочка Лена, от солдата. Быть может, через несколько лет я смогу встретиться с украинскими десантниками, которые сидят по ту сторону, и смогу поговорить с ними не только о том, как мы убивали друг друга, но и о чем-то хорошем, - прошептал я, закрывая глаза.
Я подремал пару часов и стал собираться обратно. От постоянного недосыпа и усталости организм вошел в состояние «тревожного дельфина» - у меня стали возникать слуховые галлюцинации. Я стал слышать невнятный шепот сопровождавшийся тихой, спокойной музыкой. Было такое ощущение, что я с легкого похмелья, но без головных болей. Зрение стало резче и контрастнее, как будто я смотрел на мир через черно-белый фильтр. Тревога стала настолько привычной, что в минуты, когда она пропадала, я тревожился о том, что не тревожусь. Я посоветовался по этому поводу с нашими медиками, и они поставили диагноз «контузия».
- «Констебль»! Тебе нужно прокапать «Магнезию». Это важный! Если хочиш имет голова после война, - сказал похожий на арабского шейха медик «Талса».
К нам в отделение стали постепенно возвращаться те, кто получил легкие ранения в первые дни. Их быстро латали, восстанавливали в том месте, где мы встретили первых Кашников, и возвращали назад. Я очень ждал возвращения «Викинга». Это было детское ожидание волшебника в голубом вертолете, который прилетит и облегчит мою жизнь, как обещал «Крапива». Однако это длилось так долго, что в один момент я уже перестал ждать и думал, что «Викинг» не вернется, а уедет в другое подразделение.
- Привет, Констебль, - тихо сказал «Викинг», запрыгнув ко мне в окоп. Следом за ним запрыгнуло еще несколько бойцов.
- Вот, пополнение привел.
- Здорово! Ну наконец-то! - обрадовался я ему как ребенок заводному паровозику. - Как ты? Все ок?
- Да, - сказал он и посмотрел на меня взглядом раненого олененка. - Я жив. А «Серебруха погиб»...
- Да, погиб... Здорово, что ты вернулся. Я уже тут подустал один. Возьмешь на себя северное направление? Мне самому сейчас везде рулить приходится. Не набегаешься. И работать, и бойцов в тонусе держать, и в штаб бегать. Ты вовремя вернулся! - бодро стал говорить я, надеясь на его ответный энтузиазм.
- Я, наверное, не смогу командовать. Может, просто какую-то позицию мне дашь?
- И все?
Он посмотрел на меня грустными, просящими глазами.
То, что произошло с «Викингом», можно было назвать феноменом, который запечатлел на своей картине известный американский художник и военный корреспондент Томас Ли. Боевая психическая травма, или посттравматический синдром, в простонародье называемый «взглядом на две тысячи ярдов». «Викинг» сдулся. Мне было страшно, потому что я видел, что он не сможет управлять подразделением. Вся ответственность так и останется на мне. Человек, который учил меня, как ориентироваться в программе корректировки огня, стал зависать и путаться в этом простом для него деле. Он превратился в большого беззащитного и испуганного ребенка.
Я отправил его к Жене, чтобы он дал ему позицию и несколько бойцов в подчинение. Нужно было посмотреть, на что он способен, несмотря на свое состояние. Я дал ему пробное задание, чтобы оценить его боеспособность.
Он молча согласился. Попрощался и ушел.
«Викинг» удалялся по траншее на запад, а я стоял сзади и смотрел на его сгорбленную спину и поникшие плечи.
- «Викинг» - «Констеблю». На рассвете сделайте то, о чем я просил.
- Принял.
Необходимо было вытащить двух наших «двухсотых», которые лежали в пятидесяти метрах от украинских позиций. Нужно было подползти к ним на рассвете, когда тепловизор перестает выдавать тепловые сигнатуры, и забрать наших погибших вместе с оружием. «Викинг» сформировал группу и пополз вместе с ними за нашими бойцами. Привязав семидесятиметровую веревку к ногам «двухсотых», они отползли и вытащили их вместе с оружием.
- «Констебль» - «Викингу». Мы их забрали. Присылай эвакуацию.
Штаб. Зайцево