Читаем 'Штурмфогель' без свастики полностью

- Напрасно. Фюрер, как всегда, перестарался, приказав сжечь книги своих врагов. Так вот, в "Философских тетрадях" Ленин отождествляет здравый смысл с предрассудками своего времени. У тех, от кого зависит наша работа над реактивными самолетами, нет взлета фантазии. "Позвольте, как может летать самолет без винта?"-передразнил кого-то Мессершмитт. - А мы творим, мы не можем не думать о будущем. Словом, мы правы, но слишком фантастичной кажется наша работа сегодня. И если я, поторопившись, разобью еще несколько самолетов, реактивная авиация будет загнана в могилу, так и не родившись. Вы понимаете мою мысль?

- Вполне. И тем не менее, по-моему, надо торопиться вам.

- Теперь "нам".

- Да, нам. Со своей стороны я готов сделать все, что могу.

- Тогда поезжайте в Лехфельд. Там у меня есть вакансия. Пока в отряд воздушного обеспечения. Согласны?

- Слушаюсь. - Пихт пожал руку Мессершмитту и направился к двери.

На улице было морозно. С Альп пришел холод. Снег весело поскрипывал под ногами Пихта, приятно покалывало щеки.

В спортивном магазине Пихт купил пистолет с инкрустированной рукояткой и приказал упаковать в коробку из-под детских игрушек. Для Эрики.

Потом зашел на почтамт и отправил безобидное письмо старому берлинскому приятелю. Что, мол, все складывается хорошо. Получил назначение и с радостью готов служить на новом поприще, ради того чтобы жила и крепла Германия.

- 5

Двигатели доктора Франца, заказанные Мессершмиттом на моторостроительной фирме "Юнкерс", работали на стендах почти беспрерывно, оглашая аэродром раскатами грома. Если у них окажутся хорошие характеристики, то Мессершмитт закажет сразу большую партию. В таком случае "Штурмфогель" мог бы скоро появиться на фронте.

Профессор Зандлер пошел к испытательным стендам.

Уже вечерело. Солнце отбрасывало длинные косые тени от леса и аэродромных построек. Ветер слабо покачивал флюгер. Зандлер шел, вдыхая чистый мартовский воздух, и думал: "Зачем существуют одержимые люди? Для них нет ни солнца, ни жизни".

Он остановился и стал долго рассматривать одинокий бук - его не срубили сердобольные строители. Он рос рядом с ремонтными мастерскими и стендами, где проводились сейчас испытания. Дерево чуть заметно покачивалось, с набухших ветвей падали капли. Одна капля кольнула лицо Зандлера и скатилась ко рту. Профессор почувствовал горьковатый вкус смолянистой почки и пресный, вяжущий - гари от копоти двигателей. "Вот и ты, как этот бук", - подумал Зандлер и пошел дальше.

У входа в мастерские его остановил солдат с автоматом. Этот парень, конечно, давно знал конструктора, но все равно придирчиво осмотрел пропуск и только тогда разрешил пройти к стендам.

Зандлер шагнул в полутемный, содрогающийся от дикого гула цех. От запаха керосина, масла и дыма у него закружилась голова. Тускло горели лампочки. По скользкой лестнице Зандлер поднялся к пульту и увидел дежурного инженера. Тот спал, положив голову на скрещенные руки.

Вдруг Зандлер своим нервным, возбужденным чутьем уловил присутствие кого-то еще. Он взглянул на работающие двигатели и увидел промелькнувшую тень. Зандлер сильно толкнул инженера. Тот спросонья уставился на приборы пульта и сразу заметил, что один из двигателей работает на взлетном режиме. Машинально инженер уменьшил подачу топлива и уставился на встревоженного профессора.

- Немедленно тревогу! - крикнул Зандлер.

Но за грохотом двигателей инженер не услышал его.

Тогда Зандлер сам включил сигнал. В разных концах аэродрома завыли сирены. Все, кто был на аэродроме, бросились к мастерским, где над входом ярко-красным огнем горела лампа.

Растерявшийся солдат у входа не смог сдержать толпу, и несколько человек прорвалось к стендам. Двигатели выключили.

- Оцепить мастерские! Никого не впускать и не выпускать! - приказал Зандлер. - Где Зейц? Через несколько минут прибежал Зейц.

- Господин оберштурмфюрер, здесь только что кто-то был. Дежурный инженер спал, но, когда я зашел сюда, мне показалась тень вон там.

- Здесь никто не появлялся, клянусь вам, - пробормотал позеленевший от страха инженер.

- Молчать! - оборвал его Зейц и махнул солдатам.

Те бросились шарить по мастерской. Зандлер осмотрел взволнованных служащих. Взгляд его остановился на Пихте:

- Как попали сюда вы?

- Как все, по тревоге.

- Но ведь по тревоге вам полагается быть у своей машины, а не в мастерских.

- Все бежали сюда, ну и мы не удержались! - вышел из толпы Вайдеман, вытирая запачканный маслом рукав френча.

- Вы были вместе с Пихтом?

- Нет, я его не заметил... Впрочем, и вас-то недавно разглядел.

- А вы, Пихт, видели Вайдемана?

- Я?.. Нет.

- Какой двигатель работал на полную мощность? - спросил Зандлер дежурного инженера.

- Третий слева. "Юмо".

- Что нужно сделать, чтобы заставить его работать на полную мощность?

- Двинуть вот этот сектор на пульте. - Инженер потянулся к рычажку с оранжевой рукояткой.

- Не трогать! - крикнул Зейц.

- Около двигателя есть такой же сектор. Управление здесь спаренное, сказал инженер.

- Мы найдем преступника по отпечаткам пальцев, - проговорил Зейц.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иван Грозный
Иван Грозный

В знаменитой исторической трилогии известного русского писателя Валентина Ивановича Костылева (1884–1950) изображается государственная деятельность Грозного царя, освещенная идеей борьбы за единую Русь, за централизованное государство, за укрепление международного положения России.В нелегкое время выпало царствовать царю Ивану Васильевичу. В нелегкое время расцвела любовь пушкаря Андрея Чохова и красавицы Ольги. В нелегкое время жил весь русский народ, терзаемый внутренними смутами и войнами то на восточных, то на западных рубежах.Люто искоренял царь крамолу, карая виноватых, а порой задевая невиновных. С боями завоевывала себе Русь место среди других племен и народов. Грозными твердынями встали на берегах Балтики русские крепости, пали Казанское и Астраханское ханства, потеснились немецкие рыцари, и прислушались к голосу русского царя страны Европы и Азии.Содержание:Москва в походеМореНевская твердыня

Валентин Иванович Костылев

Историческая проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза