- Письмо? Вы не знали его содержания?
- Простите, но это секрет фирмы, — посуровел Пфистермайстер.
- Я выполняю важное государственное задание.
- В таком случае спросите об этом самого доктора Хейнкеля.
Пфистермайстер хотел узнать, не случилось ли чего с Пихтом, но Коссовски его опередил:
- Пауль мой хороший знакомый, даже друг, сейчас он работает у Мессерпшитта.
- Тогда спросите Пауля, — проговорил Пфистермайстер и встал, давая понять, что больше он не может задерживать гостя.
Коссовски ничего не оставалось делать, как выйти.
«Все ясно. По тому, как вдруг уперся этот старый ослик, видно, что Пихт кормится у Хейнкеля. Неудачи у Мессершмитта выгодны ему. А возможно, он и сам подстраивает эти неудачи…»
Последняя мысль показалась Коссовски кощунственной.
Вернувшись к себе, он снова достал личное дело Пихта и пытался между строчек справок, сухих документов и характеристик найти лазейку, чтобы проникнуть в истинную душу Пихта. Деятельность в Швеции и Испании была безукоризненной. Франция? Францию следует проверить. Ведь и он был свидетелем случая в «Карусели», и к нему могло относиться слово «март». Заметил Коссовски и такую особенность: как только начались испытания реактивных самолетов, Пихт развил чрезмерную активность. Он присутствует, правда с Удетом, на испытаниях «Хе-176» в Ростоке, затем в Рехлине. Приезжает на испытание «Штурмфогеля» к Мессершмитту…
Вдруг какое-то необъяснимое чувство заставило Коссовски рассердиться на самого себя: «Дался мне этот Пихт. Стареешь, друг. Из ума выживаешь! Вот справка. Пихт передал в фонд авиации 20 тысяч марок. Не из жалованья же. Ясно, такие деньги он мог получить от Хейнкеля. И Пфистермайстер их вручил Пихту». Коссовски снова позвонил представителю Хейнкеля. И тот наконец подтвердил, что вручил премию Пихту, как, впрочем, и другим энтузиастам реактивной тяги.
«Нужно немедленно выехать в Лехфельд. Кстати, проверю, чего добился Флике», — решил Коссовски и пошел к Регенбаху.
- Да, да, я уже знаю о катастрофе, — встретил его майор. — Что вы собираетесь делать?
Коссовски хотел отделаться общими фразами, но Регенбах вдруг потребовал рассказать обо всем самым подробнейшим образом. Он задавал вопрос за вопросом, и хотел этого или не хотел Коссовски, но ему пришлось изложить все подозрения, которые касались Вайдемана, Зейца, Пихта, Гехорсмана, инженеров Зандлера.
- А Март, а радиостанция в Аугсбурге и Брюсселе? — сухо спросил Регенбах. — Мне кажется, ищейка пошла по ложному следу.
- Можете на меня положиться, господин майор, — официальным тоном проговорил Коссовски.
Регенбах близко подошел к капитану и внимательно посмотрел ему в глаза.
- Вы хороший шахматист, Зигфрид? — задал он неожиданный вопрос.
- Играю немного.
- Тогда вы, конечно, должны знать, что такое гамбит.
- Начало партии, когда один из противников жертвует пешку или фигуру ради быстрейшей организации атаки на короля.
- Совершенно верно. Слово «гамбит» происходит от итальянского выражения «даре ил гамбетто» — подставить ножку. Так вот, Зигфрид, чтоб подставить ножку этому самому Марту, нам придется разыграть оригинальный гамбит.
- Чем же мы пожертвуем?
- Внезапностью.
Коссовски непонимающе поглядел на Регенбаха.
- Мы сообщим по каким-либо каналам всем подозреваемым важные государственные тайны. Разумеется, разные. И вполне правдоподобные. Если кто-то из них агент, он не сможет не воспользоваться радиостанцией в Аугсбурге. На это уйдет несколько дней, но мы не будем горячиться, будем просто ждать.
- Не ново, однако попробовать можно, — сказал Коссовски.
В кабинете Коссовски между сейфом и окном за шторкой висела карта Европы вплоть до Урала. Коссовски отодвинул шторку и стал изучать обстановку на Восточном фронте. Потом он сел за стол и стал писать: