Вообще, в Чечне в советское время была довольно развитая сеть учебно-авиационных центров, уже не знаю, почему. Кроме Калиновки и Ханкалы, был еще грозненский центр. И летчиков из Чечено-Ингушской АССР тоже было немало.
Помню, у нас еще в Арцизе был такой отморозок, Сергей Иванов, выпускник Армавирского училища — наглый, задиристый и беспринципный тип. Родом из Грозного, он вечно попадал в разные скандальные истории. Когда его, наконец, уволили за постоянные дисциплинарные нарушения, он уехал к себе в Грозный, и я легко представляю, что он мог бы потом сесть за штурвал боевого самолета, чтобы воевать против нас. Но мы и наши соседи из буденновского полка не дали шанса таким отморозкам — в первый вылет сожгли всю дудаевскую авиацию на аэродромах.
В тот же день, в день рождения моей супруги, я в составе эскадрильи совершил еще два боевых вылета — на аэродром в Катаяме и в аэропорт Грозного. Задача была одна: уничтожить все, что может летать, — и военные цели, и гражданские.
В аэропорту пулеметами пополам разрезали дудаевский ТУ-134 — он на нем, помнится, летал куда хотел: в Турцию, на Украину, в Москву. Ну мы его, таким образом, немного ограничили — рамками независимой Чечни, где он мог еще ездить на автомобилях.
Конечно, бомбить все это было неприятно — ведь миллионы советских людей работали, создавая всю эту сложную технику и инфраструктуру, которую мы теперь были вынуждены уничтожать. Но я также понимал, что, раз уж наши власти допустили весь этот сепаратизм и бандитизм, они же и должны были его прикончить — иначе бандиты прикончат нас всех.
В тот день у меня был еще один, финальный вылет — в район телебашни. Туда летели уже не эскадрильей, а только звеном. Задача была — уничтожить командный пункт, который чеченцы создали на базе бывшей советской военной базы. Там тоже отбомбились без проблем, и командование дало нам отбой.
И вот, посадил я свой самолет, техники начали им вплотную заниматься, а я пошел в свою казарму — одноэтажное старое здание посреди чистого поля. Это был летний аэродром Ейского авиационного училища, очень старый, брошенный. Училища уже не было, его к тому времени расформировали.
В казарме той изначально очень грязно было, солдаты батальона техобеспечения только чуть прибрались, и все. Кровати двухъярусные, воду наспех подключили, причем только холодную, но я привык, мне все это было неважно, а вот те, кто нежиться любит, кипятильники с собой привезли, подогревали себе воду для мытья и матерились сквозь зубы.
С туалетами тоже было непросто — гальюны поставили далеко в поле. Так далеко, что для них даже охрану выделили, ночные патрули, чтобы чеченцы не убили, пока отливать ходишь.
Примечательно, что на этом аэродроме, где мы базировались, тогда же додумались развернуть полк из Германии. Правда, летчиков из ЗГВ все-таки поселили в военном городке, а нам отдали старые казармы. Один раз в неделю вывозили в баню — в Буденновск. Столовую развернули, бывшую курсантскую, столы там расставили, привезли кухни, подвели воду.
Вся моя эскадрилья, шестнадцать летчиков, поселилась в одном кубрике, мне как командиру определили нижнюю кровать в дальнем углу. Постелили там белье, шмотки мои разложили, пока я организацией полетов занимался.
И началась у меня очередная и, как потом выяснилось, последняя война.
От советского информбюро
ДЖОХАР ДУДАЕВ ХОЧЕТ ВОЕВАТЬ НА ЧУЖОЙ ЗЕМЛЕ. ЛЮБОЙ КРОВЬЮ
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное