Штурмуя небеса

В дверь гримерной постучали, и через пару секунд перед Таней стоял Макс, сложивший руки за спиной.

– Ну и куда ты убежала? – спросил он, закрыв за собой дверь.

– Я знала, что ты и так зайдешь сюда, – она отложила открытку в сторону и, сложив руки на коленях, посмотрела на Риделя.

– Ты была прекрасна, – улыбнулся он.

– Спасибо.

Они пару минут просто смотрели молча друг на друга. Потом Макс сделал пару шагов вперед и остановился, нависнув над Таней. Девушке было не очень удобно смотреть на него снизу вверх, поэтому она поднялась – хоть она и не была с ним одного роста, но так глядеть на него было намного удобнее.

Лямка ее платья чуть сползла, оголив бледное и худое плечо. Ридель, опустив взгляд, как-то нежно улыбнулся и невесомо коснулся пальцами плеча девушки. Почувствовав его легкое касание, Таня еле заметно вздрогнула, тихо вздохнув. Пальцы Макса быстро скользнули немного вниз и аккуратно вернули лямку на место.

– Так-то лучше, – улыбнулся он.

Макс приобнял ее, приблизив к себе. Таня, смущенно улыбаясь, обняла его в ответ, спрятав лицо у него на плече. Ей было стыдно. Стыдно за то, что она так издевается над Максом. Чувствуя щекой его теплый китель, она не хотела поднимать головы, чтобы случайно не встретиться с ним взглядом.

– Татьяна Викторовна! – Дверь внезапно распахнулась, и в дверном проеме появилась голова Маши. – Ой, извините… Вас там снова просят…

Таня сразу же, как только за Машей захлопнулась дверь, тихо рассмеялась, отстраняясь от Макса.

– Так мы пойдем? – спросил Ридель, ласково пригладив ее волосы.

– Пойдем, – согласно кивнула Таня.

Зал снова зааплодировал, когда на сцене появилась Таня. Так как ее репертуар немецких песен был невелик, а спеть что-нибудь на русском было сродни самоубийству, девушка снова запела «В казармах» Марлен Дитрих под аккомпанемент Макса, который самостоятельно подобрал аккорды на рояле.

Таня уже заканчивала второй куплет, как двери зала приоткрылись, тихо скрипнув, и между рядами пробежал паренек и что-то шепнул на ухо сидящему в первом ряду Зиберту, низко склонившись над ним. Штандартенфюрер, выслушав его, поднялся со своего места и пошел к выходу.

Когда же Таня дошла до слов «За ними приходят, и они идут», то зал больше, чем на половину, опустел. Ушли почти все эсэсовцы и высшие офицеры Вермахта, остались лишь летчики и некоторые солдаты, переместившиеся с конца зала ближе к сцене. Но только Таня закончила песню, как и те последние встали, похлопав ей, и вышли из зала.

– Я так понимаю, что концерт окончен, – тихо произнес Макс, спустя пару секунд оказавшийся рядом с девушкой.

Таня, все это время следившая взглядом за стремительно пустевшим залом, знала, что произошло. Немецкому начальству сообщили, что Биржа и гестапо горят. Теперь ей приходилось играть в растерянную, ничего не понимающую девушку. Снова.

В ее голове с большей силой ударил «Маскарад».

– Макс, а что случилось? – спросила она, не поворачиваясь к нему лицом.

– Не знаю, – он положил ладонь ей на плечо. – Но, видимо, нас это не касается. Поедем домой?

Таня кивком головы ответила на его вопрос, и Макс повел ее сквозь высыпавшую толпу недоумевающих музыкантов к гримерным. Ридель помог Тане надеть ее пальто, а потом, уже у самого выхода, накинул ей на плечи свою шинель и, подхватив Таню на руки, понес к машине.

– Макс, – смеялась девушка, – ну что ты делаешь? Отпусти! Отпусти, кому сказала!

– Не отпущу, – улыбаясь, отвечал он ей и только крепче прижимал к себе, шагая по скрипящему под ним снегу.

– Ну что ты делаешь? Зачем ты несешь меня? Я же могу и сама дойти…

– Я не хочу, чтобы у тебя мерзли ноги.

– Ну, Макс! Отпусти же! Или шинель свою хотя бы надень. Простудишься же.

– Помалкивай, – шутливо огрызнулся он, усаживая девушку на заднее сидение. Ганс, придерживающий дверцу, учтиво отвернулся и с усердием стал разглядывать дверь театра.

Таня, обхватив Макса за руку обеими руками и прислонившись щекой к его плечу, тихо сидела, думая о том, что их план сработал. «Пожалуй, – думала она, – это мой лучший Новый Год».

Только машина выехала со двора и оказалась на площади, как все трое сидящих в машине были озарены ярким оранжево-золотым заревом. Таня, по-кошачьи щурясь, разглядывала работу Коли и мысленно усмехалась. Все четыре этажа здания полыхали адовым огнем.

В голове Тани в последний, самый сильный раз грянул «Маскарад», плавно перерастающий во второй концерт Рахманинова для фортепиано. В глазах ее пылали дьявольские огоньки, а в душе… В душе все неслось, танцевало и кружилось, кружилось в диком, дьявольском вальсе.

– Надеюсь, у Йоахима не будет серьезных проблем из-за этого, – донесся до нее, будто издалека, голос сидящего рядом с ней Риделя.

Только они вышли из машины, как Макс буквально потащил Таню за собой на ее этаж. Девушка, покорно следуя за ним, улыбалась, смотря ему в затылок. Она уже догадалась, что в доме наверняка никого не было – либо на пожарище, либо празднуют где-то.