Штуцер и тесак

– Солдаты не жалеют крови и самой жизни, защищая Отчизну! – кипятился я. – В бою они стоят под пулями и картечью, а затем идут на неприятеля в штыки. Неужели трудно промыть, как следует, раны, наложить повязку, а затем ее регулярно менять? Последнее можно поручить обученному солдату или даже женщинам из мещан. Думаю, желающие найдутся. Не хватает бинтов? Закупите холста и порежьте на полосы! Мало корпии? Используйте салфетки из того же полотна. Не обязательно заталкивать булеты и пилоты в раны, более того, я не рекомендую этого делать, по крайней мере, предварительно их не прокипятив. Потому что в противном случае рана загниет, что чревато летальным исходом.

– Да кто вы такой, чтобы нас учить? – возмутился один из врачей, мужчина лет сорока.

– Платон Сергеевич в прошлом – личный лекарь маршала Виктора, – вступился за меня Виллие. – Думаю, не следует объяснять, какими достоинствами следует обладать, дабы занять этот пост. На пути в Смоленск господин Руцкий лечил раненых егерей, к которым прибился, и всех вернул в строй. Пользовал и статских. Одну высокопоставленную особу исцелил от болезни, с которой я, честно признаюсь, не справился бы. В моем присутствии лечил другое высокопоставленное лицо и добился успеха. А вот я не смог.

Это он про мозоль Барклая? Ну, да, вытащил я ее, когда размякла, посоветовав командующему впредь носить удобную обувь, а сапоги – лучше всего с онучками. Кстати, Барклай совет принял нормально, не стал задирать нос и пенять лекарю, что учит генерала. Немец…

– Считаю, что нам следует поблагодарить Платона Сергеевича за полезный урок и принять к сведению его рекомендации. Я, к примеру, нахожу их правильными, особенно в части отношения к раненым. Стыдно, господа! Грех так вести себя по отношению к защитникам Отечества. Кстати, Платон Сергеевич, – повернулся он ко мне. – Не поделитесь рецептом своего пахучего бальзама? – он улыбнулся.

– Пожалуйста! – пожал я плечами. – Мед и березовый деготь в соотношении тридцать частей первого и одна второго. Тщательно размешать и использовать при наложении повязок. Желательно не класть на большие открытые раны и не применять слишком часто у одного и того же раненого. Кожа может воспалиться.

– Все слышали? – спросил Виллие врачей. – Благодарю, Платон Сергеевич! – он пожал мне руку.

На том и расстались. Я вышел из госпиталя и взгромоздился на Мыша, мечтая об обеде – кормить меня обозленные врачи не стали. Но, едва выехал на улицу, как под копыта мерина метнулся мальчуган.

– Господин! Ваше благородие!

– Чего тебе? – окрысился я.

– Вы лекарь?

– Да.

– У меня мамка хворает. Как бы не померла. С кем тогда останусь? – малец шмыгнул носом.

Я посмотрел на него. На вид лет двенадцать. Одет в лохмотья, верней, многократно чиненую рубаху и штаны. Босой и без шапки. Понятно, почему просит меня. Гражданских лекарей в Смоленске не осталось, а военным на мальчонку плевать. Они-то и к солдатам отнеслись по-скотски.

– Далеко? – спросил, мысленно вздохнув.

– Тут рядом!

– Веди!

Мальчуган побежал по улице, я зарысил за ним. На перекрестках, проводник оглядывался, проверяя, двигаюсь ли следом, и снова устремлялся вперед. Ехать оказалось не так уж и близко. Мы миновали центр города, мощеные улицы сменились грунтовыми, каменные дома – деревянными. Смоленск этого времени напоминал мне белорусский райцентр периода детства. В центре – двухэтажные здания из кирпича с оштукатуренными стенами, храмы, а чуть отойди в сторону – и деревня. Мы выбрались за стены, и вступили в пригород. У рубленого деревянного дома, обнесенного забором из плах, мальчуган нырнул в калитку. Заскрипели, отворяясь, ворота, и я въехал во двор. Мальчуган поспешно закрыл за мной створки и, ничего не говоря, нырнул в дом. «Странно, – подумал я. – Дом зажиточный, а пацан одет, как нищий». В этот момент из дверей дома вышли трое: мой проводник и двое мужчин в статском и картузах, но с пистолетами за поясами.

– Вот, привел! – пацан указал на меня.

– Держи!

Шедший первым мужчина бросил ему монетку. Пацан схватил ее, сунул за щеку и вылетел в калитку. Мне это не понравилось, как и вид встречавших. На больных они походили, как я на балерину. Загорелые рожи с пышными усами, холодный прищур глаз. Вояки, причем, явно опытные, несмотря на штатское платье. Незнакомцы смотрели на меня, как кот на мышь. Похоже, что меня заманили в ловушку, как последнего лоха.

– Лекарь? – спросил, подходя, тот, который заплатил пацану.

– Да, – ответил я.

– Как зовут?

– Платон Сергеевич Руцкий.

– Вышел в Смоленск с отступавшими егерями?

– Вам зачем знать? – спросил я, незаметно, как мне казалось, протянув руку к седельной кобуре.

– Замри, москаль! – рявкнул тип в картузе, направив на меня пистолет. Выхватил он его так быстро, что я моргнуть не успел. Щелкнул взводимый курок. – Убрал руки от зброи[97]!

Я подчинился. Второй бандит обошел меня справа, преградив путь к воротам. Достав из-за пояса пистолет, направил его на меня.

– Слазь! – первый сделал движение стволом пистолета. – И не вздумай хвататься за тесак – не успеешь, – он ухмыльнулся.