Штык-молодец. Суворов против Вашингтона

– Значит, так тому и быть. Но единственное достоинство солдата – это его честь. И запятнать ее можно лишь один раз. Мы не сдадимся.

– Майор, я уважаю ваше мужество, но офицер должен также отвечать за жизни своих солдат.

– Генерал, не тратьте время попусту. Мое решение непоколебимо.

Дерфельден пристально посмотрел в лицо Масгрейву, потом вытянулся и отдал честь, Голенкин тоже приложил руку к треуголке. Повернувшись как на императорском смотре, бригадир вышел из зала строевым шагом.

– Они не сдадутся, – сообщил он Суворову.

Тот пожал плечами.

– Что ж, жаль смелых солдат, однако ж они сделали свой выбор.

Вскоре защитники конгресса действительно увидели, как в проулке появились две большие пушки. Масгрейв, похоже, рассчитывал, что его шарпшутеры смогут перебить артиллерийскую прислугу, но Дерфельден, как и Суворов, не собирался рисковать жизнями попусту. В переулке была быстро построена баррикада из мешков с землей, корзин и досок, которая надежно укрывала артиллеристов, лишь два черных жерла торчали наружу.

Потянулись томительные минуты, затем пушки дружно рявкнули, выплюнув длинные столбы огня, и два ядра ударили в здание. Одно напрочь снесло завал в окне справа от крыльца, другое ударило в стену рядом с тем же окном, причем с такой силой, что битые кирпичи полетели веером, но стена пока устояла. Гаубицы откатило назад, и амбразуры тут же были прикрыты от стрелков переносными щитами – Дерфельден был очень предусмотрительным человеком. Затем последовал второй залп, третий… Американцы бесполезно осыпали пулями пушечную баррикаду, но русские артиллеристы не отвлекались на отдельных стрелков, они методически разрушали вход в здание конгресса. И наконец стена не выдержала, обрушившись, послышались истошные крики.

– Может, снова предложить им сдаться? – осторожно поинтересовался Дерфельден.

– Нет, Виллим Христофорович, они сделали свой выбор, – упрямо повторил Суворов. – Сделайте пролом пошире, потом дайте пару залпов картечью по верхнему этажу, чтобы не высовывались, и тогда ваши солдаты, полковник, повторят штурм. Сами же видите, что белый флаг не выкинули, но не разрушать же домишко до конца. Штурма они не выдержат.

– Слушаюсь, ваше превосходительство, – козырнул Золотухин. – Разрешите исполнять?

– Готовьте солдат, – кивнул Суворов. – А вы, Виллим Христофорович, продолжайте.

Снова загрохотали гаубицы, и вскоре вместо входа образовалась широкая безобразная дыра. Апшеронцы со штыками наперевес по сигналу командира бросились через площадь, и теперь их встретила лишь пара выстрелов. Но после артиллерийской канонады у стрелков дрожали руки, и пули прошли мимо. И когда мушкатеры ворвались в зал, где Дерфельден беседовал с американским майором, их встретил ружейный залп, недружный, слабый, но все-таки залп. Двое или трое солдат упали, капитан выронил шпагу, схватившись за грудь, но дело было уже сделано. Русские с дружным «Ур-ра!» рванулись вверх по лестницам, вышибли закрытую дверь в соседний зал. Там треснул еще один пистолетный выстрел, потом последовал отчаянный крик, какой издает человек, почувствовав сталь штыка у себя в животе, и все смолкло.

– Ну вот и все закончилось, – удовлетворенно сказал Суворов, когда из окон рядам высунулись несколько белых тряпок, нацепленных на штыки. – Однако ж молодцы американцы, долго держались, я думал ранее сдадутся.

Но тут к нему подбежал Золотухин с лицом, изумленным до чрезвычайности.

– Александр Васильевич, мы тут, оказывается, конгресс американский захватили. В подвале сидели, господа хорошие.

– Какой конгресс? – не понял Суворов.

– Ну, людей выборных, коих американцы следить за порядком в своей стране поставили. Оказывается, они в подвалах отсиживались.

– Это те, которые королю Георгу войну объявили?

– Именно, господин генерал. Они самые.

– Значит, солдаты отстреливались, а эти отсиживались? Хороши. Кстати, а где тот майор, что гарнизоном командовал?

– Погиб, Александр Васильевич, погиб. Убит ядром.

– Жаль, смелый был офицер и умелый. Не все американцы трусы, однако, Виллим Христофорович, – обратился он к Дерфельдену, – распорядитесь похоронить с воинскими почестями, тем более что вы с ним разговаривали. Пушечный лафет, почетный караул, чтобы все, как положено. Пастора тоже найдите, он того заслуживает.

– А что с людьми выборными делать? – спросил Золотухин. – На караул взять?

Суворов пожал плечами.

– Зачем? Не нужны они мне никак. Отправьте, что ли, к лорду Хау, пусть сам с ними разбирается. Они английские изменники, не наши. Наше дело простое, солдатское.

* * *

Четверо всадников, нещадно погоняя коней, мчались по дороге, оставив позади город, в котором то затихая, то вновь разгораясь, гремела стрельба. Сухие ружейные выстрелы иногда перекрывал гулкий пушечный бас, но пушки вступали в дело редко, видимо, не было в них особой нужды. Американцы были застигнуты врасплох и сопротивлялись вяло, большей частью пытались удрать, но основная масса их бежала на север. На восток, кроме генерала Вашингтона, Хоуторна и фон Вальдау с его слугой не скакал никто.