Когда песня перестала слышаться, тогда каждый двигался с места и, вздыхая, отправлялся домой. Старики выпрямили спины, сняли шапки и, вверившись божествам, стали разбредаться по домам. Каждый про себя говорил: "Ну, теперь я пропал, вся работа опять свалилась на мои плечи".
Солнце неспешно шло на своё место. Шум в селе затихал, вскоре и вовсе утих, но всё равно с улиц доносился разговор девушек:
- Я Ахболу три носовых платка положила.
- А я Баппи папиросы купила.
Шум становился меньше, а к ночи прекратился совсем. Тёмным одеялом накрыла безлунная ночь Овражное. Тихо... Спокойно... Мирно... Изредка доносится откуда-то лай собаки, потом пропадает. В полночь село затихает, как безлюдное, только с низины доносятся неистовые вопли реки.
Глава двадцать первая
В понедельник рано утром в кутан из Овражного явился всадник. Во дворе он спешился. Привязал коня к плетню и направился к кутану.
Когда Царай увидел всадника, то вышел ему навстречу.
- Здравствуй, ты откуда? - обратился к всаднику из дверей кутана Царай.
Парень подошёл ближе, пожал руку Цараю, затем сказал:
- Будзи меня к тебе прислал. Он вчера был в нашем селе, и сделал своё дело. Потом объяснил мне, где ты и прислал вот эти бумаги.
Парень вынул из пояса скрученную бумагу и отдал её Цараю. Тот сразу начал читать. А парень, увидев Камбола, Тедо и Кавдина, направился в их сторону.
- Здравствуйте! Вы тоже здесь?
- А где же ещё, да минуют тебя болезни. Какие новости в сёлах? - Камбол, Тедо и Кавдин вопросительно смотрели на парня.
- Что есть больше новостей, но почему вы не возвращаетесь в сёла? Вас уже не ловят. Вы ещё не слышали эту новость? Тогда с вас причитается.
У троих стариков глаза заблестели, как солнце, и кожа лица натянулась. Им хотелось смеяться, но они пока не осмеливались. Не верили этой новости.
- Так ты правду говоришь?
- Правду, правду. Как я могу подшучивать над вами, вы ведь не дети.
Три старика улыбнулись и посмотрели друг на друга. Царай позвал парня, и тот ушёл к нему, но у троих стариков радости не было конца.
- Парень, ты сейчас возвращаешься или после обеда? - спросил Царай.
- А как лучше, когда скажете, тогда и отправлюсь.
- Хорошо, иди поболтай пока с Тедо.
Парень повернулся и ушёл к старикам.
Царай с бумагой зашёл в шалаш и разбудил Касбола:
- Слышишь, Касбол, вот что пишет Будзи!
Касбол привстал, протёр глаза, затем взял бумагу и стал громко читать: "Всё в порядке, придумайте что-нибудь насчёт Мишуры и Куцыка, а сами приходите. Мы направляемся во Владикавказ, но вы нас догоните. Я говорил обо всём, и мне кроме хорошего никто ничего плохого не сказал. Во Владикавказе формируют какую-то осетинскую бригаду и нас отправляют туда. Одним словом, подумайте и приходите. Старики пусть идут по домам, никто им ничего не сделает. Начальству сейчас не до них. Война, Будзи. Война, война!.."
Царай внимательно выслушал Касбола, потом покачал головой и засмеялся:
- Дела хороши, пойдём я договорюсь со своей семьёй.
Касбол отрицательно покачал головой: иди без меня, а сам сел на скамейку и задумался, держа в руке бумагу.
Царай бодро вошёл в свой шалаш и присел на постель. Мишура разводила огонь и даже не взглянула на мужа.
- Эй, хозяйка, чудесные новости! Чудесные новости! - сказал радостно Царай.
- Что опять? Над чем опять смеёшься, качая головой? - тихо спросила Мишура.
- Что, что, знаешь, в обед расходимся по сёлам. И я, и ты, и все остальные.
Мишура не подала виду, что рада сообщению, но от большой радости заболело сердце и стало плясать в груди, как ягнёнок.
- Я уже говорил тебе, что царь Германии объявил войну, и русский царь простит нам все наши дела, если мы пойдём на войну.
Мишура не удержалась и проронила:
- Любая война лучше этой жизни.
- И я тоже так считаю, вот только не знаю куда девать тебя и Куцыка.
Мишура смутилась на какое-то время, потом сказала:
- Доставь меня в отцовский дом, и я побуду там, пока ты вернёшься.
Царай задумался, затем, наконец, взглянув на Мишуру, произнёс:
- Ладно, я доставлю тебя туда, только...
Больше ничего не сказал Царай, проглотив конец своей речи. Мишура поднялась и обняла Царая. Тот никогда не видел свою жену такой мягкой и доброй, и в его сердце вкралось подозрение, но тут ему словно кто-то сказал: а что же ей делать, она устала жить в лесу.
- Так нам готовиться к отъезду? - спросила Мишура и поцеловала его.
- Готовься. После обеда отправимся.
Царай привлёк к себе Мишуру, горячо её обнял, потом встал и вышел во двор.
Солнце достигло середины неба, когда путники и провожающие пили последний рог. Во дворе стояла уже готовой запряжённая телега. Осёдланные кони тоже рвались с коновязи.
- Счастливого вам пути, - сказал на прощание старик-балкарец. Они пожали друг другу руки, и путники тронулись в путь.
У трех стариков не было конца их радости, и они, разговаривая, двигались по дороге, впопыхах замахиваясь кнутами на своих лошадей. Царай и Касбол ехали рядом на своих конях. Юноша-балкарец вёз Мишуру в село Каражаевых. Царай не сводил взгляда с жены и сына. Смотрел с грустью, словно видел их в последний раз.