Шумел Камыш (СИ)

– Белые каллы, – кивнула я. – Возможно из-за того, что они реагируют на изменение энергетики и могут почувствовать приближение чьей-то смерти. А может, потому что в Европе принято приносить на похороны белые цветы… Эмма, но тогда цветком смерти можно назвать абсолютной любой белый цветок, – развела я руками. – Одно могу сказать точно: в свадебный букет их добавляют, как символ взаимной любви и счастливого брака.

Девушка опустила глаза и задумчиво хмыкнула, но ничего не возразила.

– Ой, – вдруг встрепенулась она, – папуль, ужинать будете? У меня осталась паста.

Я резко кашлянула в кулак, подавляя вырывающийся смешок.

– Доведёте вы меня сегодня… – уперев руки в бока, укорительно произнёс полковник, окидывая нас с Эммой тяжёлым взглядом.

– А что я такого сказала-то? – спросила девушка, переводя непонимающий взгляд с меня на отца и обратно.

– Спасибо, дочь, мы сыты. Только из-за стола, – ухватив меня за локоть, потянул к лестнице.

Глава 18

Двумя днями ранее

Камыш

– Да, Елена Анатольевна, думаю, вы понимаете, что мой визит, как и весь наш разговор, носил строго конфиденциальный характер, – предупредил, задвигая шаткую кухонную табуретку под стол. – Болтать не рекомендую. Опасно для свободы, – пристально глядя ей в глаза. – Поверьте, жизнь в камере придётся вам не по вкусу.

– Полковник! – возмущённо вскинулась она. – Вы мне угрожаете? После того, как я же вам всё и рассказала?!

– Это не угроза, а добрый совет, – растянул губы в улыбке.

Соловьёва сперва побледнела, а потом зафыркала, как норовистая лошадь:

– Истинный отец своего сына… – В грудь будто горючее плеснули.

Гадюка ядовитая.

Отвернувшись, двинулся в прихожую.

– Сейчас она сдаёт квартиру? – уточнил, не замечая боли, казалось, раскалёнными клещами сжимающей череп.

– Нет, Карина её продала, – отозвалась она, следуя за мной. – У этой мразоты осталась целая куча долгов. Надо было их как-то отдавать.

Так, а это уже интересно.

– И последний вопрос, – сдёрнул пальто с вешалки, накинул на плечи. – Откуда Кириллу всё известно? Вы поделились, Елена Анатольевна?

Я сильно преувеличивал, точнее, откровенно блефовал, – по отголоскам фраз нашего скупого диалога с Сомовым я мог лишь догадываться о степени его осведомлённости, предполагать – но игра стоила того.

– Да, я сказала! – резким тоном ответила Соловьёва, словно приготовившись защищаться. – Потому что… – она медлила, явно подбирая слова.

– Оставьте подробности при себе. Мне это неинтересно, – перебил, не имея никакого желания разводить антимонию. – Что ж, Елена Анатольевна, спасибо за информацию. Как-нибудь сочтёмся. Только телефон мой не потеряйте, – сказал я и вышел из квартиры, дверь за спиной закрылась.

Возле лифта меня вдруг качнуло. Опершись рукой на стену, опустил голову и устало потёр шею, чувствуя, как сердце отчаянно рвётся наружу, заставляя мою грудную клетку буквально трещать по швам.

Пальцы плохо слушались, и я просто грохнул кулаком по кнопке вызова. Кабина заскрипела, приходя в движение.

Учащённо дыша, просунул ладонь под пальто, помассировал грудь – бестолку. Горечь текла по венам и с каждым гулким ударом отдавалась в горле. А вокруг ни единого звука – глухота, как будто кто ваты в уши напихал.

Двери лифта разъехались, впуская меня. Механически переставляя ноги, вошёл внутрь. Надавил костяшками пальцев на цифру «один» и откинулся назад, прижимаясь затылком к стене.

Стало понемногу отпускать.

«Первый этаж» – пропел женский автоматический голос.

Несколько шагов, и я толкнул подъездную дверь: слух резанул писк домофона, походивший скорее на крик голодного соколёнка. Подошёл к машине и сел на заднее сиденье.

– Выйди! – приказал водителю. Он беспрекословно подчинился.

Остервенелыми движениями расстегнул пальто, едва не сорвав пуговицы. Оттянул ворот изрядно взмокшего свитера и, запрокинув голову, прикрыл глаза.

Да, подруга Кары довольно красочно описала все события тех дней, и моё разыгравшееся воображение охотно подкидывало мне сейчас всевозможные картины произошедшего.

К горлу опять подкатила дурнота. Как бы не выплюнуть прямо здесь свой желудок. Поморщился.

Твою ж мать… Девочка…

Сердце опалило раскаянием. Приторно-горьким. Невыносимо-тошнотворным. До сведённых челюстей.

Точно это я сотворил с ней такое.

Нет. Не я. Но допустил.

Позволил быть. Существовать на этом свете.

Или не я...

Какая, к чёрту, теперь разница!

Зарычал, похлопал по карманам. Пусто, только мобильник. Отбросил его в сторону. Опустил стекло.

– Коль, дай закурить! – Он засуетился: пошарил в брюках, затем полез в куртку. Отыскав пачку сигарет, протянул её мне и после, пригнувшись, чиркнул зажигалкой.

Прикурив, я вновь нажал на стеклоподъёмник и, оставив тонкую полоску просвета для выхода дыма, наконец, глубоко затянулся. Глотку приятно защипало. Несколько секунд попридержал дым в лёгких и только после этого полностью опустошил их:

– Каррра…

Покорная… Слабая… Беззащитная…

Это сводило его с ума?..

Её страх…

«…вам – мужчинам нравится, когда женщины вас боятся. Вы сразу чувствуете свою власть…» – вспомнились её тихие слова в доме.