Шумерская погремушка

– Я на такое не подписывался! Это противоречит моим убеждениям! Я врач! Я давал клятву Гиппократа!

«Поздновато про клятву вспомнил! – подумала Ксения. – Раньше надо было думать, когда деньги брал!»

– Ага, а держать здесь людей против воли – это не противоречит вашим убеждениям? Это сочетается с клятвой Гиппократа? – Теперь в голосе Александры звучали издевательские нотки.

Врач вызывал у нее только презрение, и тут Ксения была с ней согласна.

– Это… это совсем другое дело! – Врач смешался, опустил голову, но потом резко развернулся и пошел прочь.

– Убеждения у него! – процедила Александра, глядя ему вслед. – Ладно, придется все сделать самой… – И она убрала шприц обратно в пластмассовый футляр.

А Ксения закусила губу.

Что делать?

Александра собирается убить несчастную молодую женщину, мать украденного ребенка. Как ей помешать?

Дождавшись, когда Александра ушла прочь по коридору, Ксения выскользнула из стенного шкафа, вернулась в холл.

Там по-прежнему мужчина в полосатом свитере разговаривал с телевизором, вернее, кричал на ведущую:

– Я сказал – смотри мне в глаза! Думаешь, если перекрасилась, если спряталась в телевизор, – я до тебя не доберусь? Думаешь, запихнула меня сюда и будешь радоваться жизни? Нет, милая, со мной шутки плохи! Я тебя узнаю в любом обличье! Я тебя подкараулю! Рано или поздно ты из телевизора выйдешь! Пить захочешь, или другое что – и выйдешь! А я – тут как тут!

Тут у Ксении возникла плодотворная идея.

Она незаметно взяла со столика пульт от телевизора и переключила его на программу «Земля животных». Там в это время показывали фильм из жизни ядовитых змей.

Полосатый женоненавистник встрепенулся и завертел головой, как будто пытался понять, где находится.

– А где она? Куда она девалась?

– Я знаю, где она сейчас, – проговорила Ксения, подойдя к нему. – Если хотите, я вас к ней отведу.

– Ага, значит, она все-таки вышла из телевизора! – бурно обрадовался сумасшедший. – Я знал, что это когда-нибудь случится! Веди меня к ней, добрая девушка!

Ксения подхватила мужчину под локоток и повела его к палате номер девять.

В палату Алены Дроздовской вошла медсестра, катя перед собой хромированную стойку для капельницы. Состроив слащавую, фальшиво-заботливую физиономию, она засюсюкала:

– И как наши дела? И как мы себя чувствуем?

– Не знаю, как вы, а я себя чувствую отлично, – Алена хотела сказать это твердо, но голос предательски задрожал. – И Роман Андреевич обещал завтра меня выписать.

– Да, конечно… – Теперь лицо медсестры стало озабоченным. – Вот как раз насчет выписки… если вы хотите, чтобы вас выписали, – нужно немножко поддержать организм. Доктор прописал вам капельницу с витаминами и успокоительными.

– Не хочу капельницу! – испугалась Алена. – Я и так отлично себя чувствую! И успокоительные мне ни к чему!

– Ай-яй-яй… как же ни к чему? Вон вы как нервничаете! Доктор будет очень недоволен и может передумать насчет выписки… вы ведь хотите домой?

Домой Алена хотела. Она хотела к своему грудному ребенку, которого почти не видела, но ее держали здесь, в этой подозрительной клинике. Держали уже почти месяц. Или больше месяца, даты спутались у нее в голове.

Все дни в палате были похожи один на другой, сливались в один бессмысленный тягучий кисель.

Клейстер, говорила когда-то бабушка, помешивая бесцветное варево, потом, когда остывало, им полагалось подклеивать бумажные обои, которые немилосердно драл кот Кузя. Бабушка вырезала кусочки из оставшихся с позапрошлого ремонта, выпрашивала у соседей. Таким образом, обои у нее в комнате пестрели разноцветными лоскутками.

Кузя трудился день и ночь, бабушка называла его непонятным словом «стахановец» и не успевала подклеивать кусочки. В борьбе за чистоту и порядок победу явно одерживал кот. А потом кот умер, потому что был старый. И родители Алены предложили бабушке отремонтировать квартиру. Бабушка отказалась, она все смотрела на разноцветные кусочки, качала головой и что-то шептала горестно. А потом заболела, и Алену к ней больше не привозили. И на похороны бабушки ее не взяли, папа сказал, что она еще мала для такого зрелища.

Надо же, думала Алена, когда ненадолго приходила в себя, столько лет не вспоминала про бабушку, а теперь вот воспоминания сами вылезли наружу.

Были очень тяжелые роды, ребенок никак не хотел покидать ее тело, и с кесаревым отчего-то все тянули, от боли она плохо понимала, что происходит.

Потом ее накололи лекарствами, и она очнулась, только когда все было кончено. Поэтому она страшно боялась, что ребенок умер, тем более ей его не показывали, мотивируя это тем, что она очень слаба.

Молоко от лекарств так и не пошло. Родственников к ней не пускали, да и какие родственники? У мужа серьезные проблемы с бизнесом, он последние месяцы ходил мрачнее тучи. Наорал на нее пару раз – не приставай ко мне со своими бабскими заморочками, сидишь на всем готовом, сама разбирайся!

Была еще свекровь… но про нее Алена старалась не вспоминать. Она даже рада была, что задерживают в роддоме, только бы не видеть Изольду Михайловну.