Стены города Черноголовых скрылись за горизонтом.
Уш-Кун прибавил шагу: уже скоро он должен был дойти до становища своего племени. Он спустился в овраг, прошел по дну пересохшего ручья, вскарабкался по крутому откосу и увидел впереди поляну, на которой стояли шатры его соплеменников.
Поляна была пуста.
Как же так?
Они были здесь только вчера, когда Уш-Кун отправился в Ниппур.
Может быть, он сбился с пути, ошибся, вышел не на ту поляну?
Он прошел по траве, сожженной жестоким солнцем, дошел до растущего посреди поляны раскидистого дерева. Вот здесь, под этим деревом, его соплеменники каждый вечер разводили общий костер, вокруг которого они собирались, чтобы послушать рассказы стариков о схватках с другими племенами, об удачных охотах, о набегах на поселки земледельцев.
Да вот же следы этого костра!
Угли и обгорелые головешки женщины племени зарыли, чтобы скрыть следы становища, но обгорелая трава и остатки золы выдавали это место достаточно ясно для такого опытного следопыта, как Уш-Кун.
Значит, Уш-Кун не ошибся, он пришел на стоянку своих соплеменников – но стоянка опустела, люди ушли отсюда, не дождавшись его.
Должно быть, их кто-то спугнул…
Уш-Кун почувствовал одиночество.
До сих пор, даже уходя далеко от стойбища, он чувствовал себя частью племени, знал, что всегда может вернуться к родным шатрам, знал, что его там ждут.
И вот – соплеменники ушли, оставив его один на один с бескрайней степью, полной опасностей.
Уш-Кун тяжело вздохнул.
Что ж, он умеет читать следы и без труда узнает, куда ушло его племя. И он не совсем один – за ним присматривают духи предков, они помогут ему…
Он снова наклонился, оглядел примятую траву, мягкую землю вокруг кострища, нашел один след – но тут же понял, что это – обманка, след, специально протоптанный, чтобы сбить со следа возможных врагов. Вот здесь видно, что человек, оставивший этот след, пятился, чтобы вернуться на прежнее место.
А вот здесь – настоящие следы. Много людей шло гуськом, ставя ноги след в след…
Уш-Кун пошел по этому следу, покинул поляну, поднялся на холм, огляделся…
И увидел в тысяче локтей позади преследователей.
Это были Черноголовые, воины из священного города Ниппура, и они быстро шли по следам самого Уш-Куна.
Но самое скверное – с ними был зверь, прирученный гепард. Он уверенно бежал, принюхиваясь к траве, и вел Черноголовых прямо сюда, где затаился Уш-Кун.
Зверь – самый лучший следопыт, его не обманешь…
Кочевник сбежал с холма на другую сторону и побежал прочь.
Теперь он не искал следы своих соплеменников – наоборот, он старался уйти как можно дальше от них, чтобы не навести воинов храма на родное племя.
Впереди заблестела полоса воды – это ручей.
Уш-Кун добежал до ручья, вошел в воду и прошел по ней сотню шагов, чтобы пятнистый зверь потерял его след.
Впрочем, гепарда не так легко обмануть, он пройдет по другому берегу и рано или поздно найдет то место, где Уш-Кун вышел из ручья.
Но он хотя бы потеряет время.
Теперь Уш-Кун бежал в сторону предгорий.
Там, среди скал и каменистых осыпей, гепарду труднее будет найти его след. Кроме того, там легче спрятаться, легче затеряться.
Кочевник бежал ровно, не слишком быстро – ему нужно было сохранить силы, сохранить дыхание, дотянуть до безопасного места, до надежного убежища.
Он спустился в очередной извилистый овраг, пробежал по нему тысячу локтей, снова поднялся по откосу.
Впереди уже показались обломки скал, первые признаки приближающихся гор. Старики рассказывали, что этими обломками кидали друг в друга дэвы, страшные существа, обитающие в горах, пожирающие заблудившихся путников.
Уш-Кун взбежал на крутой холм, оглянулся.
Преследователи не стали ближе – но и не отстали, пятнистый следопыт не потерял след, он бежал ровной походкой, натягивая поводок, то и дело опуская морду, чтобы обнюхать траву.
Спускаясь с холма, Уш-Кун поранил ногу об острый камень.
Теперь его след был отмечен кровью, и гепарду будет легче преследовать его.
Скалы перегородили его дорогу.
Уш-Кун нашел узкую тропинку, которая вела в обход скалы, пробежал по ней, оказался в скальной расщелине. По обе стороны от нее круто вздымались скалы.
Справа, за колючим кустом, показался вход в пещеру.
Может быть, спрятаться там?
Но если гепард найдет его убежище, Уш-Кун окажется в безвыходном положении.
Он все же заглянул в пещеру – и тут же почувствовал резкий, неприятный запах.
В пещере обитал горный лев – и сейчас он был дома, из темноты донесся глухой угрожающий рык.
Уш-Кун попятился, выбрался из пещеры, побежал дальше.
Он начал уставать, сердце билось в груди, как молот кузнеца.
Расщелина сделала резкий поворот, Уш-Кун свернул – и увидел, что перед ним – тупик.
Бежать назад?
Но там уже, наверное, Черноголовые со своим зверем…
Он побежал вперед, тяжело дыша.
Расщелина кончилась, но дальше вела узкая козья тропа, которая поднималась вверх, извиваясь по крутому склону.
Уш-Кун полез вверх по этой тропе.
К нему пришло второе дыхание, он карабкался выше и выше, не оглядываясь назад, и наконец выбрался на вершину скалы.
Здесь он остановился, чтобы перевести дыхание, и наконец оглянулся, оглядел расщелину, по которой только что пробежал.
Воинов храма и их пятнистого проводника не было видно. Расщелина была пуста.
Неужели он оторвался от них? Неужели гепард потерял его след?
Уш-Кун поднял голову и возблагодарил духов предков, которые помогли ему и на этот раз.
Он пошел вперед по тропе, которая извивалась среди скальных обломков, торчащих из земли, как зубы дэва.
Обошел очередной огромный зуб и снова углубился в узкую расщелину между двумя рядами скал. Расщелина извивалась, как черная змея. Уш-Кун шел по ней, повторяя эти изгибы.
Он сделал очередной поворот – и попятился: впереди, прямо на той тропе, по которой он шел, стоял, натягивая поводок, гепард. Янтарные глаза его блестели, пасть была угрожающе оскалена. Позади него – два воина в медных шапках, с острыми мечами в руках. Два стражника Зиккурата.
Уш-Кун повернулся, собираясь броситься обратно, но за спиной его стоял еще один воин, в руках у него был натянутый лук, и оперенная стрела лежала на тетиве.
Это был конец пути.
Уш-Кун понял, что скоро присоединится к духам предков.
Один из воинов Храма произнес короткую фразу на своем языке.
Уш-Кун немного понимал язык Черноголовых и догадался, что воины требуют вернуть ту вещь, которую он похитил из святилища. Ту вещь, в которой таился голос их бога.
Он нашарил за пазухой ту заколдованную вещицу, из-за которой поставил на кон собственную жизнь, достал ее и поднял высоко над головой.
Один из Черноголовых шагнул вперед, обошел рвущегося с повода гепарда, протянул руку, чтобы забрать у кочевника сафаиль.
И тут Уш-Кун вспомнил богослужение, свидетелем которого он стал, спрятавшись в сундуке.
Он встряхнул погремушку и произнес ту фразу, которую тогда услышал из уст Верховного жреца:
– Сафаиль рушаммон!
И тотчас погремушка издала тихий стрекот, как будто в ней затаился луговой кузнечик.
Страж Храма попятился, в глазах его проступил священный ужас.
А стрекот становился все громче и громче, он напоминал уже рокот отдаленной грозы или топот приближающегося табуна, шум морского прибоя или грохот лавины высоко в горах.
Звук все нарастал и разрастался, он заполнил уже всю горную расщелину, отразился от ее стен, выплеснулся из нее, разбудив оглушительное горное эхо.
Стены расщелины застонали, как от невыносимой боли, вздрогнули, по ним побежали змеистые трещины.
Эти трещины становились все шире и шире, и вот уже от скал начали откалываться огромные куски.
Черноголовые в ужасе оглядывались – куда бы убежать от разбуженного сафаилем голоса богов, – но бежать было некуда, огромные камни падали в расщелину, с грохотом бились о ее дно.
Гепард сорвался наконец с поводка – но бросился не на кочевника, а прочь, надеясь убежать от падающей с небес смерти. Он бежал удивительно быстро, быстрее ветра – но смерть оказалась еще быстрее, и огромный осколок скалы сбил его в прыжке, размозжил позвоночник, раздробил череп…
Через несколько минут все стихло.
Дно ущелья было завалено камнями, из-под которых не доносилось ни звука.
