Члены семьи Мартиджо, «Призрак» Рэнди и «Тефтеля» Пеццо, готовились к предстоящему вечером застолью.
По невнимательности купив слишком много жидкости для розжига, они теперь от нечего делать решили развлечь себя опасной забавой.
— Эх, все равно еще много осталось… Зря вообще открыли.
— Кстати, а что нам еще купить-то надо?
— Ну… Думаю, фруктов на десерт.
Пока Рэнди прикидывал, где ближайшая овоще-фруктовая лавка, Пеццо вскрыл еще одну канистру с маслом.
— Эй, Пеццо, ты что делаешь?
— Да вот, захотелось повторить твой трюк с горящей рукой. Может, покажем сегодня на вечеринке?
— Идиот! Зачем ты новую открыл?! Я ж сказал, что в этой еще осталось!
— Подумаешь! Их все равно много.
В бумажном пакете, что держал Пеццо, было больше десяти канистр с маслом. Продавец, по доброте душевной или по какой другой причине, сунул к ним еще примерно столько же консервных ножей.
— И вообще, ладно масло, но на кой нам столько открывашек? Зачем ты, Рэнди, столько купил?
— Ну а что было делать, если у него там было чем больше берешь, тем меньше платишь! В стране кризис, надо закупаться, пока есть чем и на что!
— Ага, конечно… Если бы не я, ты б так все деньги на масло и потратил, — улыбнулся Пеццо и полил свою кисть в перчатке маслом. — Рэнди, зажги спичку, а то у меня с этим пакетом рук свободных не осталось.
Рэнди чиркнул спичкой. Опасаясь поджечь оставшееся в канистре масло, он торопливо поднес ее к ладони напарника.
— На.
Тут он кое-что заметил.
«У него же перчатка тканевая…»
Но было уже поздно. Огонь со спички перекинулся на кисть Пеццо, и на ней вспыхнуло мощное, грозно гудящее пламя.
— Ого, как-то сильно горит, не находишь? — удивился Пеццо и поспешно прижал руку к стене.
Но если на внутренней стороне ладони огонь погас, то на тыльной только продолжил разгораться.
— Эй! Почему он не тухнет?!
— А-а-а! Ты идиот! Масло успело ткань пропитать!
Пеццо отнял кисть от стены, и ее всю моментально охватило пламя.
Он в панике замахал рукой, но огонь и не думал гаснуть. Масла Пеццо плеснул щедро, и теперь его кисть напоминала гигантскую свечу. Не глядя, он отбросил мешающий пакет, и масло из открытой канистры забрызгало белую деревянную стену.
— Черт, горячо стало!
— Успокойся и сдери уже эту перчатку!
Послушавшись совета Рэнди, Пеццо торопливо сорвал с руки горящую перчатку и завертел ладонью, осматривая ее со всех сторон.
Всего пара волдырей на тыльной стороне, а так — она почти не пострадала.
— Фу-у-ух… Думал, все, кранты…
— Ну ты даешь… Не помню, чтобы я заказывал тебя на гриле!
— Я тоже не помню.
— Ха-ха…
Двое с облегчением выдохнули и хотели собрать разбросанные канистры с маслом…
Но застыли там, где стояли.
Так уж вышло, что брошенная Пеццо горящая перчатка угодила прямиком на разлитое масло… А с него огонь успел перекинуться на деревянное строение рядом. Только и разницы, что теперь пламя было уже не голубым, а красным.
Рэнди быстро оглянулся и убедился, что рядом никого нет.
Пеццо подхватил чудом нетронутый огнем пакет с канистрами.
Демонстрируя удивительное взаимопонимание без слов, эти двое переглянулись…
…и, одновременно кивнув, стремглав бросились прочь.
Наконец-то. Наконец-то мое заветное желание осуществится.
Вечная жизнь. Легенды о ней, иносказания — я считал их глупыми фантазиями и лишь презрительно хмыкал. Но сейчас думаю, возможно, внешним пренебрежением я пытался подавить внутреннюю страсть к тому, чем, как я прекрасно понимал, никогда не смогу обладать.
Теперь же, когда несбыточная мечта на моих глазах обернулась
На столе дергается белая мышь. Это в ней заключена столь желанная мной реальность.
Господин Силард вывел эту породу в ходе алхимических опытов. Ценой ненормально высокой плодовитости стала очень короткая жизнь в семь дней.
Но этот экземпляр пережил уже пятнадцатые сутки, в то же время за те три дня, что прошли с момента введения
С силой опустил молоток. Раздался неприятный звук, и весь стол вокруг забрызгало красным.
В воцарившейся тишине смотрю на останки зверька. Сколько раз уже это наблюдал, но всякий раз этот миг до совершения чуда кажется мучительно долгим. А зная, что чудо обязательно произойдет, ждешь его с еще большим нетерпением.
На деле тишина длилась не дольше секунд двадцати, но мне показалось, что часы… Или нет, все те десятки лет, что я ждал этого дня.
Забрызгавшие стол капли крови зашевелились, заколыхались, точно в каждой из них проснулась собственная воля. Включая те, что впитались в щели деревянной столешницы, все они, точно пробужденные солнечными лучами насекомые, поползли. Если это не чудо, то что тогда?
«Ожившая» кровь достигла своей конечной цели… расплющенного моим молотком в кровавые лохмотья трупа белой мыши.