Шуршание философа, бегающего по своей оси

– Менеджер их, такой молодой хмурый парень принес мне буклет, где у них представлены примеры с картинками. А там такие фотографии откровенные – жуть, и на них люди, живые и мёртвые, разные виды церемоний: исчезновение трупа из дома заказчика – бюджетный вариант, исчезновение трупа с горы под танец вакайских девушек – это элитно.

– И какие расценки на всё?

– Обычную церемонию может заказать любой среднеобеспеченный человек, с девами немного дороже – как ужин в хорошем ресторане.

– Так дешево? Люди бы и больше платили.

– Ну, знаешь, я как-то постеснялся спросить: «Вы что, парни, на покойничках не наживаетесь?»

– Понимаю тебя. А мысли?

– Может, просто клиентов много, количеством берут.

Оба синхронно вложили мотки разных цветов себе в рот, Мэй на сей раз засосал фрагмент осьминога, а Дэвиду попался в лапше кусочек вполне мясного цвета говядины.

– Это я ещё не всё рассказал, – продолжил Мэй, завершив процедуру глотка.

– И что там?

– Мы поговорили, и этот парень разрешил мне присутствовать на ближайшем обряде, чтобы посмотреть, как всё это проходит…

– И он согласился?

– В общем, не сразу, но да. Сегодня вечером иду на похороны с исчезновением.

– Ох ты, чёрт, поздравляю! Постой… А я с тобой?

– Ты же брит. С какой такой стати я с тобой общаюсь во время вакайского траура?

– Но как-нибудь из окна, через щелку?

– Ладно, собирайся. Придумаем на месте.

Тем же вечером двое мужчин в строгих, уместных и в радости, и в трауре одеждах стояли перед небольшим домом в самой глуши города. Это был дом, в котором жила одна из тех привычных для местности семей, члены которой остро вкалывали в течение всей своей жизни, но никогда не претендовали на то, чтобы урвать хоть кусочек от этой игольной подушки.

…Вакай пододвинул какой-то ящик к окну на заднем дворе. Такие окна обычно использовали для регуляции ветра, оно было меньше других, затемнено и годилось для подсматриваний.

– Это как подставка, залезешь и протиснешь туда свои глаза – ничего опасного, сейчас вечер, и вряд ли тебя кто-то заметит. Встречаемся здесь же, когда гости начнут расходиться.

– О\'кей, сэр.

– Всё, я пошел.

Дэвид встал на коробку, немного еще вытянулся на руках и протиснул туда свои глаза. Внутри, в доме, стояли гибискусы остроконечные, там свечи горели, и все лампы тоже горели, отчего крайне отчетливо можно было увидеть признаки смерти, сопутствующие образу человека, который лежал тут же, в центре зала. Он был такой маленький, желтый в зеленое пятно, и, взглянув на него, одна только мысль появлялась в голове: мысль о том, что это уже даже не биомасса, это просто трупак, и никакое перерождение ему не светит. Что человек этот умер окончательно и бесповоротно, вопреки всяким там старинно-писанным надеждам.

– Дорогие друзья, сегодня мы собрались здесь, чтобы проводить нашего любимого Бао Гу в следующий виток его бесконечной жизни. Кто-то хочет сказать?

– Я хочу.

– И я.

Так брит переводил – скорее, угадывал по выражению лиц. К ложу подбирались маленькие вакайские люди – такого же желтого цвета, как и покойник, только без зеленых пятен, и каждый что-то говорил, в основном, говорили хорошее, но иногда проскакивали и похоронные шуточки, судя по тому, как дети хихикали и морщились забавной морщиной старики. Когда официальная часть подошла к концу, жёлтая тетушка, видимо, утешная вдова молча опустила голову, давая знак людям в темных комбинезонах. И началось главногвоздие вечера – погребение методом рассасывания неживой материи по недоизученному пространству.

Один из мужчин приблизился к телу и отрегулировал тонкую металлическую пластину, которая была заранее приложена к затылку усопшего, включил инженерную коробку, повертел какие-то ручки, и вдруг что-то случилось, начались крики и обмороки среди гостей. Дэвид протиснул глаза ещё глубже в окно и собственными вот этими глазами увидел, как желто-зеленый человек на полу начал утрачивать свои пространственные контуры – иными словами, исчезал, да так качественно, стремительно, словно его никогда тут и не было.

Вскоре всё было закончено, и на ложе осталась сплошная традиционная пустота. Люди в комбинезонах собрали реквизиты и вышли на улицу, а за ними потянулись на воздух и другие гости: всем не терпелось обсудить свежие покойничьи новости этого самого бесконечного из миров.

Мэй выплыл в первой же волне соболезнующих.

– Ты это видел? – спросил он у своего приятеля, как только они отошли на безопасное расстояние от дома.

– Фантастика! Его как будто черти утянули, – сопоставил Дэвид.

– Ну, знаешь, не думаю, что черти уместились бы в этой металлической пластине…

– Интересно, они стирают человека вместе с информацией о жизни или как-то частично его убирают?

– Этого мы никогда не сможем узнать.

– Я бы так не утверждал, приятель.

– А?

Вакай сощурился и встал точно напротив собеседника, чтобы по выражению его лица понимать, когда он шутит, а когда это такая языковая конструкция.

– Ты что это задумал?

Дэвид улыбнулся той улыбкой, которая обычно знаменовала начало новой авантюры, погладил своё бритое лицо – бритость, как гордость всей нации – и сказал: