Шуршание философа, бегающего по своей оси

Оно упало с балкона, выпрыгнуло из кофейни, переползло из воды. Оно перескочило на неё и всосалось в это тело обезбоженное со всех сторон – Мади даже вздохнуть не успела, как лёгкие её сжались и запаршивели, она захотела подскочить от удивления, но позвоночник скукожился, захотела напиться, но влага летела в другое горло. Всё наперекосяк пошло: кашли, тошни, испорченные простыни. Организм рассредоточился и замлел, так замлел, что чуть было не умер. В итоге не умер, но повредился очень, так повредился, что мало не покажется. И ей вправду столько всего казалось – что она на велосипеде по карнизам, что она богач, что она у пруда карпов кормит хлебными шариками, что белоухие совы. Из этой ахинеи половина ждала её, половина была из фильмов вынута – в общем, всё перемешалось, и оставалось понять только, зачем её так наказали.

Раньше она мыслила, смеялась, шагала в лаковых ботинках по городским магистралям, а теперь замлела и остановилась. Лежит без сил и никакие сиропы её не лечат.

– Сладкие-сладкие! – несутся ложки в её рот, но рот зигзагом и вовсе не желает зиять.

– Что же ты, Мади?! – вскрикивает врач, вынимает транслятор из-под кресла и растягивает картинку по стене.

Женщина укладывается напротив стенки, одеялом подлокотники заменяет и лежит сидя, как в прострации, что-то бормочет такое, говорит:

– Оно не просто так возникло. Оно чего-то ждёт, всё раскалилось и плавится, всё намекает, но у человека нет приёмника, у него нет микроскопа внутри, он просто получил и решает – варенье ест или прикладывает чесночные квадраты, однако, пока мало что может прекратить это дребезжание сосудов, этот хрип в правой стороне, ветер.

– Давай уже посмотрим, что с тобой…

– Что со мной? Я устала и потому лежу, перемотанная шерстяными пейзажами, лежу среди одеял больших, среди невиданной прочности сна. Купаться не хочется, да и зима, холодно, снежные горки вместо бассейна и свечки из лимона на тумбочке. Не буду смотреть, просто дайте мне таблетку, сироп, и не надо ничего объяснять.

– Это тебе не общество милосердия; накуролесила, теперь слушай.

На стене свет загорается и лезет точно в рисунок, так что получается фильм, ну или презентация некая; по стене её биография тянется – с самого истока: отход вод у матери, пуповина обрезана, человек корчится маленький, видит разноцветных птичек, коробочки, миловидные цацки, пальцы как крючки мамины, раскраски, детский сад, школа, и подышать бы над горячим чайником, высматривая з а мки в истёртостях одеяла, но Мади занята вечно, носится с сёстрами-детьми, убирает сорняки в саду, попкорн продаёт в школе по увеличенной цене, чтобы родители телевизор в кухню купили.

Потом она подросшая, в школе каменщиков, и это как будто игра для неё – в преткновение, точнее, она не сама выбрала, так получается просто: без неё ничего не делается вокруг. На Мади весь мир держится, так она решила, и потому работает с утра до вечера: родителям помогает, своим и чужим, с детьми уроки делает, мужу отчёты сводит, кошкам мастерит деревья для когтей, тёте – кислородный суп.

– Шея не болит, дружок? – интересуется врач, увеличивая картинку.

– Немного замлела, да это мелочи; скажите лучше, что за болезнь у меня? Какую бы таблетку съесть, что бы такое приложить компрессом?

– Всё бы так просто, да всё не так. Это закупорка, деточка: ты навалила всего сверху, мир как бетонное одеяло на тебе. Эмоции в организме вызревают и лопаются прямо там, а надо бы их вывести вовне; знаешь, это не шуточки тебе: тромб и колесница.

– Что же мне делать теперь?

– Вот тебе телефон, позвони этому человеку как-нибудь, пригласи к себе, будь одна и не бойся. Он не опасен обычно.

– Но мне не до встреч, столько дел нынче…

– Я предупредила просто, диагноз поставила, прописала тебе куролесить и ныть. А дальше сама решай.

– Спасибо и за такое вам. Буду думать.

И, конечно, она не позвонила по этому номеру ни вечером, ни следующим вечером не позвонила, а вместо – продолжила носиться по заданиям. Потом как-то чуть в груди дернуло, так дернуло вызывающе, что чуть не вывернуло, и тогда она до мобильного дотянулась, наконец, и как-то на автомате выбрала тот номер «прописанный», сделала вызов и стала ожидать. Мужчина поднял – мужской голос – дала адрес и через пару часов он уже сидит напротив неё, и она ждёт, что дальше будет.

– Витя, если что, но можно без имён.

Так он разгоняется, и пока заподозрить ничего нельзя, человек как человек, обычный.

– Я коньяк купила и водку ещё, как вы просили, купила колбасы и жасмина.

– Это хорошо ты сделала. Давай выпьем и понемногу начнём.