— Нет, девочки, — закачала Пава головой, глядя на Аллусино отражение в зеркале. На Алле было короткое цветастое платье с воротничком-стойкой, которое Каролина с Катариной торжественно, словно это был венчальный наряд, вынули из баула. Мини постепенно отходило, как отходят грибы или ягоды после сезона, встречаются в лесу все реже и реже, а спустя какое-то время и вовсе начинают вызывать удивление — ой, надо же, гриб. Вот и платьишко это смотрелось бы прекрасно года два-три назад, а сейчас — нет, не то, совсем не то. Не зря ж Пава по блату доставала журналы «Рижская мода» и любила давать советы, как надо одеваться, чтобы модно и со вкусом. Другое дело бы брючный костюм с жилетом принесли, самый писк, а это, нет, не годится, решила Павочка, смахнув пепел от папироски в горшок с традесканцией.
— Такая длина… Я понимаю, Аллусь, ноги у тебя красивые, но длина вопиющая. Слишком много анатомических подробностей. Это уже идет по обочине вкуса. Тебе надо держать марку. Скромнее надо быть, скромнее и благороднее, — мусолила она беломорину. — Я не говорю о возрасте, но ты, как ни крути, уже не девочка, сорок лет, зрелость, кого мы обманываем! И потом, образ жены такого известного советского поэта может быть смелым, но ни в коем случае не нелепым! Нелепость — это потеря меры в ритме жизни, дисгармония, если хочешь. Это платье будет везде неуместным, так в шкафу всю жизнь и провисит, пустая трата денег.
Алена немного удивилась такой ярой критике, но почувствовала, что платье ей сразу разонравилось, хотя после первой примерки оно показалось очень даже ничего.
Близняшки дружно фыркнули, но возразить не посмели, Паву они побаивались и голоса не подавали, лишь фырканьем выражая порой свое несогласие. А Пава обожала это театральное представление — Аллуся или Лидка перед зеркалом и этот двуглавый дракон в углу, изредка подающий булькающие звуки.
В семье Крещенских эти ложные Фатеевы в модных шмотках больше всего нравились Кате, хотя на подростковые Катины размеры у них тоже почти никогда ничего не было. Но как только они с пышными баулами вваливались в квартиру, их, как героев труда, выходили встречать почти все. Ну, кроме Роберта, конечно. Услугами близняшек пользовались с нескрываемым удовольствием. Они вносили легкую нотку непредсказуемости в гардероб Крещенских, да и в их будни тоже. Язык за зубами они не очень-то умели держать, это был минус, но и плюс одновременно. Когда все вещи были перемерены, понравившиеся отложены и вопросы о покупках решены, когда Каролина с Катариной убеждались, что деньги уже в кармане, начинались разговоры про все на свете — в основном сплетни о том, кто из приятельниц что купил, переходящие в подробности того, что там вообще нового по домам и семьям, в каких избушках какие погремушки. И даже неизвестно, что доставляло девушкам большее удовольствие — торговля тряпками или сплетни о жизни трудящихся.
Павочка была в восторге, слушала всегда внимательно и серьезно, словно впитывала очень важную информацию, прямо жизненно необходимую, часто задавала наводящие или уточняющие вопросы, чтобы получить всю картину закулисного быта целиком, а не довольствоваться обрывками. Когда речь, скажем, шла о костюме, который приобрела супруга одного известного певца, она уточняла фасон и обязательно цвет, а получив ответ, подпирала пухленькой ручкой подбородок, прикрывала глаза и, мысленно увидев эту даму, произносила: да, неплохо, ей такое идет, хотя оттенок-то лучше в сиреневость, а не в лиловость, что, в общем-то, было одним и тем же цветом. Точно так же она представляла себе новую высокохудожественную картину, которую кто-то из великих композиторов повесил у себя в спальне (примерки в основном проходили в спальнях, около шкафов с зеркалом): красиво, одобряла она, цветы, акварель, нежные тона, успокаивает, приятно для сна, а все вот эти современные абстрактные выверты я не люблю, под такое не заснешь. Или рисовала себе в воображении чью-то новую жену, которую надо было срочно приодеть, для чего и вызывались близняшки. Жгучая брюнетка, говорите? Большие глаза? Еврейка, наверное. А не картавит? Нет? Странно. Наверное, в детстве с логопедом занималась, чтобы скрыть пятый пункт. А больше всего Павочку поразило, как один широко известный артист, заслуженный, между прочим, и игравший в основном волевых и непотопляемых разведчиков и милиционеров, в быту оказался полной противоположностью своих бравых героев. Лысоватый, в маленькой зеленой вязаной домашней шапочке, он был одет в рубашку с коротким рукавом, по которой струной проходил широченный галстук с большим узлом, заправленный в трусы. Брюки были ниже. «У меня глаза выпали», — честно призналась Катарина. Или Каролина.
Всеми этими новостями Пава питалась с такой же страстью и пылом, как вурдалак питается кровью, и трепетала всякий раз перед приходом близняшек в надежде на новую порцию вкусненького.