– Ты бредишь? – с подозрением спросила Генриетта.
– Это здорово! Я впервые поймал в свои сети чужие стихи!
– Ты их запишешь или нет? Спрашиваю в третий раз! – баронесса была настроена воинственно.
– А я вам скажу, что на это у меня нет права! Довольствуйтесь воспоминаниями. Представьте себе, госпожа, что где-нибудь далеко отсюда в совсем другую эпоху на непонятном для нас языке кто-то вымучивает то, что я так свободно сегодня вам прочитал.
– Как же это может быть?
– Очень просто! Вечер. Или утро. Голубое небо. Солнце почти такое, как сейчас. Деревья. Камни. Трава.
– Поляна? – Генриетте понравилась игра, предложенная Анри.
– Луг. Бабочки. И страдающее сердце…
– Где?
– На лугу среди травы.
– Как прямо там и лежит?
– Ну что вы! Сердце в груди у какого-нибудь мечтателя. Он срывает зеленую травинку… Но, может, в другое время трава станет другого цвета, не знаю…
– Какого?
– Красного, например.
– Хорошо! Он срывает красную травинку…
– Подносит к хоботу…
– А у него и хобот есть? – удивилась баронесса. – Может, он еще и не человек?
– Кто его знает… – Анри пожал плечами.
– А может, он вообще живет на луне? – предположила Генриетта и прыснула от хохота.
– Я полагаю, это не исключено, – серьезно сказал юноша. – Итак, красная былинка зажата в хоботе. Юный поэт со слезами на глазах изрекает заветные стихи.
– В рифму?
– В рифму! А потом бежит к речке со всех ног…
– Со всех своих трех ног… – подхватила баронесса.
– И плюхается в воду! – завершил Анри.
– Какая жуткая история! – высказалась Генриетта. – конец просто ужасный!
– А что вам не понравилось?
– Речка. Зачем юный поэт со всех ног побежал к ней, тем более, после таких стихов? Не купаться же!
– Конечно, не купаться, – согласился Анри. – Он домой побежал. Он живет там.
– Да? – неуверенно переспросила баронесса и посмотрела на собеседника. – В речке?
– А то как же! – подтвердил тот.
– Ты безнадежный фантазер! – тут Генриетта громко расхохоталась.
– Напротив, фантазеры – самые надежные люди! – возразил молодой человек. – Если бы их не было, вы жили бы под открытым небом, потому что некому было бы строить ваш замок.
– Удивительный ты человек! – воскликнула баронесса. – с тобой не затоскуешь!
– Дорогая госпожа, если вы и дальше будете продолжать список моих талантов, я зазнаюсь! – скромно сказал юноша.
И Генриетта отозвалась новым приступом хохота.
Глава 15
Прошло несколько недель. Осень уже завладела природой и начала беспощадно разорять и раскрашивать не для нее и не ею созданное. Некоторые деревья сдались без боя, предательски напялив на себя ярко-желтые парики. Под жесткой щеткой первых ночных заморозков присмирела горделивая летней порой трава на лугах. Дольше всех держались дубы, но и они побурели от непосильной схватки с разноцветной распутницей. Небо рассердилось и сурово нахмурилось тяжелыми облаками, изредка выплевывая молнии. Осень открыто смеялась в лицо небу, от бессилия потевшему мелким дождем, орошая засыпающую природу.
Развезло дороги, и Анри частенько вспоминал друзей. Где они? Как зарабатывают на пропитание? Сейчас хорошо было бы остановиться на постой в какой-нибудь деревушке, снять хлев и показывать там свои спектакли. Конечно, зрителей собиралось бы немного, но можно каждый день давать что-нибудь новое… Дело упиралось в деньги, которые никогда не накапливались в дырявых актерских карманах. «Сидят она в какой-нибудь глубокой луже и проклинают меня последними словами», – думал молодой человек. Он по-прежнему ощущал свою вину перед ними, хотя любой бы на его месте откинул бы дурные мысли и считал бы себя вполне устроенным, счастливым человеком. Предстоящая зима не страшила, стычек с Франсуа не случалось, а с Генриеттой установились весьма теплые отношения, в которых можно было себе позволить даже фамильярность. Баронесса открыто обожала своего находчивого слугу, который позволял любить себя на расстоянии. Чувство предосторожности воспитывалось мудрым Франсуа и очень досаждало влюбленной даме. Сам же Анри совершенно позабыл разницу между сословиями и только ради приличия продолжал величать свою госпожу на «вы». Она была обыкновенная, даже заурядная, девица, которую просто не сумели окончательно испортить – вероятно, в силу ее неукротимого упрямства. Кстати, именно упрямство было общей чертой и Генриетты, и Анри. Они постоянно состязались в его проявлении, упражняясь то друг на друге, то на своем окружении: Генриетта – на собственном отце, Анри – на Франсуа. Герцог их не тревожил. Он не интересовался развлечениями баронессы и даже помыслить не мог, что между его дочерью и каким-то нищим возможна хоть какая-то привязанность, не говоря уже о любви…