Шут (СИ)

  - Не знаю, - король помрачнел. - Он все же мой брат... Когда-то мы были очень близки... а покойная матушка учила нас любить друг друга... О, молчи, Пат, я знаю... Сейчас это звучит как насмешка... И все же. И все же... - Руальд тяжело вздохнул. Подлил себе вина. Сделав долгий глоток, поставил кубок на стол и какое-то время задумчиво крутил его из стороны в сторону. - И все же. Однажды, когда мне было двенадцать, а ему семь, отец взял нас с собой в лес. Это была не охота, просто конная прогулка. Я очень гордился своим новым жеребцом. Агат... вороной красавец... А у Тодрика был невысокий конек, старый и смирный, как монахиня. Брат не любил его и завидовал мне. Я же... откровенно красовался перед ним. Дразнил и давал понять, что все лучшее в этой жизни - для меня. Не больно-то я умен был тогда... В какой-то момент Тодрик пришел в ярость, он не всегда был таким сдержанным, как теперь... выхватил свой детский кинжальчик и хотел воткнуть его мне в бедро, но промахнулся, ранил жеребца. Агат сбросил меня и ускакал. Потом его нашли, конечно... Но больше я на этого коня не садился. А в тот день отец долго беседовал с нами. Пытался объяснить двум разъяренным мальчишкам, что значит быть братьями... Мне кажется, Тодрик его так и не услышал...

  Пока король говорил, Шут рассматривал Нар. Тихонько, из под ресниц, пряча взгляд за кубком. Принцесса изменилась. Она будто стала старше и... острее. Именно это слово приходило Шуту на ум. Энергия, исходившая от Нар, казалась ему колючими шипами, заточенными лезвиями.

  Когда Руальд со вздохом умолк, Шут не выдержал:

  - От тебя больно, - сказал он принцессе.

  Нар отложила в сторону короткий нож, которым разделывала мясо, и посмотрела на Шута долгим странным своим взглядом.

  - Да, - произнесла она наконец. - Но лучше быть болью, чем испытывать ее.

  Шут не совсем понял эти слова, однако счел излишним задавать другие вопросы и промолчал, опустив глаза в тарелку.

  - Я вот думаю, не обойтись ли мне с Тодриком так же, как хотели обойтись со мной, - проговорил Руальд, оставив без внимания Шутову бестактность. - По всему стоило бы вынести ему смертный приговор... Но я не хочу. В тот день я дал слово отцу, что никогда не причиню вреда брату. Опрометчивое обещание... и если уж я вынужден нарушить его, то хотя бы руководствуясь разумом, а не порывами эмоций. Я не желаю отнимать жизнь Тодрика, но мне необходимо лишить его возможности и дальше плести интриги за моей спиной.

  - Но Руальд! - воскликнул Шут сердито. - Если ты отрубишь ему руку, это лишь сильней озлобит принца, вовсе не сделав его менее опасным!

   - А кто говорил про руку? - приподнял бровь Руальд.

  - Что же тогда? - Шуту стало не по себе. С момента возвращения в Золотую король вновь стал говорить и мыслить... странно. Ему никогда не была свойственна жестокость. И прежний Руальд скорее уж заставил бы советника перерыть закон вдоль и поперек в поисках повода лишить Тодрика права наследования. Ему и в голову не пришло бы отрубать брату разные части тела.

  Руальд промокнул салфеткой жирные от гусиного сока губы и медленно произнес:

  - Полагаю, все проблемы решатся сами собой, если мой брат лишится зрения.

  - О, боги! - Шут вскочил из-за стола, едва не опрокинув свой кубок. - Нет! Ты не должен, этого делать! Это... нельзя! Ты же сам потом не простишь себе!

  - Сядь, Пат! - рявкнул король. - Сядь и успокойся! Кто ты такой, чтобы учить меня?! - лицо монарха исказила гримаса гнева.

  - Руальд, ты... ты что?! - изумленно воскликнул Шут. Обида захлестнула его с головой. Там, на Островах он совсем уже поверил, будто Руальд становится прежним. И вот опять... Словно и не было тех дней, когда король искал в нем друга, когда он в самом деле был для Руальда другом, был братом. Вновь слышать эти бездушные речи, видеть короля чужаком, Шут просто не мог... - Значит, ты опять такой, да?! Может, ты снова хочешь ударить меня? А?! - он подскочил к Руальду, и, задрав голову, уставился ему прямо в глаза. - Ну, давай! Попробуй! Мне кажется, ты получишь от этого не меньшее удовольствие, чем от казни своего брата!

  - Хватит! - Нар со всей силы воткнула свой кинжал в стол - так, что из-под лезвия брызнули щепки.

  Шут до боли сжал челюсти и опрометью ринулся из столовой.

  6

  Сначала он хотел запереться в своих покоях, но потом передумал и, набросив теплый плащ, отправился туда, где уж точно никто не потревожил бы его. Северная башня манила Шута как никогда...

  'Ну почему? Ваэлья, почему? Я ничего не могу понять, ничего не могу увидеть... Я точно слепой новорожденный щенок в темной корзине... Как? Как я могу помочь Руальду?!'

  Никто не мог ему ответить. Даже ветер утих, оставив Шута наедине с его отчаянием. Горечь переполняла сердце. Обида на судьбу. Обида на Нар. По ее вине Руальд стал таким... Но Нар сидит бледная, точно смерть, и вместо ненависти вызывает одну лишь жалость.

  'Господи, как я запутался... Отец небесный, отчего все так? Все так нелепо, непонятно, перемешано в кучу... Кто виноватый и кто жертва?.. Как же это возможно - жалеть и ненавидеть одновременно?'