Выскочив на набережную, Шут сразу увидел этих стражников. Они стояли почти у самых мостков. Вернее, уже не стояли, а пытались последовать на корабль за королевой и мальчиком, что стремительным галопом ворвались на палубу 'Болтуньи', не промедлив — хвала богам! — у сходней. Отскочившие в сторону от копыт лошадей, стражники уже ринулись на деревянный трап, выхватывая свои мечи, чтобы отпугнуть матросов, пытавшихся втащить сходни.
И тогда Шут завизжал.
Так громко и пронзительно, точно ему в штаны упала большая жирная мокрица. Стражники разом обернулись на этот истошный визг и сами взревели от радости:
— Да вот же она! Вот она! Держи! — они забыли о паре 'юношей', уже скрывшихся в глубине корабля. Перед ними была королева.
А Шут стрелой летел через набережную, и кричал дурным бабьим голосом:
— Отдавай концы! Отчаливай! Уходите! Уходите скорее! Хирга, береги ее! Береги! — его уже окружили со всех сторон, кто-то схватил коня под уздцы, и гнедой, почуяв беду, отчаянно бил копытами, стараясь вырваться. Шут видел за спинами стражников как медленно начал отходить от причала большой неповоротливый корабль капитана Улитки. Как несколько человек с оружием запоздало попытались остановить его, учуяв подвох… Увидел он и две фигурки на палубе, одна из них тянула к нему руки:
— Патрик! Патрик! Зачем?!.. — а парусник, между тем, набирая скорость, все больше отдалялся от берега. Кому-то из матросов хватило ума увлечь королеву прочь с палубы, когда лучник на берегу уже натянул тетиву.
Шута стащили с коня, не грубо, но решительно. Заломили руки за спину. Стражники были незнакомые, не из королевской гвардии. Наверняка, местные, ульевские. Но возглавлял их тот самый парень со странным лицом, новый приспешник Руальда.
— Ишь ты! — бормотали вокруг Шута. — Бежать хотела!
— Да ты полегче! Королева все же!
— Какая она теперь королева, монастырь уж заждался.
— Пэм, куда ты веревку дел? Вяжи, да гляди не порань руки-то!
— Эй, братцы! Глянь, а чего руки-то такие странные?
— Ба! И впрямь! Да она ли это?
В следующий миг Шут лишился своего платка вместе с косой. Треснуло по швам платье, раздираемое десятком рук.
— Мужик! Вот же ж демоны треклятые!!! А королева-то где?! — восемь пар глаз уставились на него. И не было в этих глазах ничего хорошего… — Да кто ты такой?! А?!
Шут стоял среди разъяренных мужчин и глядел вслед уходящему кораблю… Кто-то толкнул его, другой стражник наотмашь ударил по лицу, разбив губу. Еще миг и Шут оказался на земле, но преследователи королевы уже потеряли к нему интерес: поняв свою роковую ошибку, они бросились искать любое судно, чтобы плыть вдогонку настоящей Элее. Только один остался, чтобы затянуть веревки на руках и ногах пленника. Невероятная суета захлестнула, казалось, всю набережную: кто-то кричал, кто-то бежал, искали капитанов, требовали отчалить немедленно. А Шуту — голому и связанному королевскому дураку, лежащему с окровавленным лицом на холодных камнях набережной — было спокойно, как в лоне матери, он почему-то твердо знал, что никто не догонит его королеву.
Когда и стражники осознали это, когда они, отчаявшись найти поддержку среди моряков, вновь собрались вместе, Шут понял, что сейчас его будут бить по-настоящему. Нет, не до смерти, может даже не покалечат, но зло выместят хорошенько и без зубов оставят наверняка. Лежа лицом вниз и не в силах пошевелиться, он лишь молча смотрел на сапоги приближающихся стражников. Один из них пнул брошенные кучей обрывки платья и скомканный Шутов костюм. Другой в это время уже занес ногу, чтобы 'приласкать' самого хозяина одежды — виновника всех проблем. Однако парень в меховой куртке остановил его жестом.
— Нет, Мрел, не надо. Что толку. Отвезем эту падаль к королю, может хоть немного смягчим его гнев. А кости Руальдовой 'красавице' пусть палач попересчитывает. Ты хоть узнал его? Нет? Это шут короля. Развяжите ему руки, пусть оденется, не голым же везти.
— А надо бы… — буркнул кто-то из стражников. — Надо бы его к кобыле привязать и волоком в Золотую…
— Да? Потом сами королю будете за его башку отвечать? Я сказал, пусть оденется. А после опять свяжете. И ноги тоже, а то убежит еще, — главный отвернулся от Шута и зашагал куда-то вглубь одной из улиц. Он был уверен, что уж с одним безоружным пленником остальные справятся и без него.
Шуту дали одеться. Вернее, кое-как натянуть изгвазданные в пыли штаны и куртку. Потом все-таки попинали немного, для острастки, но зубов не тронули. Он даже не пытался увернуться от тяжелых сапог, только закрывал лицо связанными руками и тихо, едва слышно пел… Он знал, что песенка Далы — это не бабкина брехня, что она и правда помогает. Ведь Элея теперь на корабле, она плывет домой… Только бы ветер и волны пощадили 'Болтунью', только бы шторм обошел ее стороной…
22
Обратно к Золотой Гавани Шут ехал на своем же гнедом, но в этот раз руки у него были накрепко связаны спереди, а веревку, стянувшую их, тайкуры прикрепили к луке седла. При каждом движении коня, грубая пенька дергалась, стирая кожу на запястьях.