— Нет, Ваше Величество… не плохо. Вовсе, нет… — пытаясь подобрать слова, Хирга машинально принялся кусать и без того обломанные грязные ногти. Но почти тут же вспомнил, рядом с кем находится, и от стыда растерял последнюю способность складно говорить. Сунув руки глубоко в карманы куртки и не отрывая взгляда от ее застиранного подола, он пробормотал: — Чужие там все… и все чужое… того… ну… никто там меня не хватится…
Элея покачала головой. Шут знал, что она скажет.
— Ты смелый, Хирга, но… как можно менять свою жизнь столь безрассудно? Все вы, мальчишки, такие глупые, сколько бы лет вам ни было, — и усмехнулась, будто вспомнила что-то. — Если богам будет угодно уберечь нас, я позабочусь о том, чтобы ты больше не захотел убегать.
Ливень постепенно утих, превратившись в мелкую морось. Хирга совсем задремал и во сне прислонился к ноге Шута, точно бездомный щенок, которого пустили в дом погреться.
— Совсем еще дитя… — вздохнула королева. — Уснул…
— И нам пора, — Шут тронул паренька за плечо. — Ступай спать, Хирга. Завтра нам рано вставать, — мальчик сонно заморгал, зевнул и тотчас забрался на сундук, где свернулся калачиком под кусачим, но теплым одеялом. Королева взяла одну из свечей и закрылась в своей комнате. Шут остался один. Он проверил замок на двери, потушил остальные свечи и несколько минут просто стоял, глядя в окно. Порт был скрыт за пеленой мелких капель, сыпавших с неба.
'А ведь окна тоже лучше запереть…
— Ваше Величество, — он тихо стукнул в ее дверь. — Вы еще не спите? Позвольте я закрою ставни.
Ее голос приглушенно раздался откуда-то из глубины соседней комнаты:
— Не переживай, Патрик, я не беспомощная девочка. Давно все закрыла сама. Спи спокойно. Доброй ночи.
Шут вздохнул:
— И вам доброй ночи, Ваше Величество.
Лечь в чистую постель было таким удовольствием… Шут сладко потянулся, выгнув спину точно кошка, и разом распустил узелки напряжения во всем теле. Как мало, оказывается, нужно для счастья — всего-то ровная кровать и мягкая подушка. Матрас был почти плоский, но Шут всегда любил такие… На твердом ему спалось лучше, и поутру он чувствовал себя значительно бодрее, чем после сна в пуховых облаках перины. Твердая постель напоминала ему о ночах, проведенных с бродячими артистами… Вот и на сей раз, едва он закрыл глаза, как усталому телу почудилось мерное покачивание их фургона, влекомого четверкой лошадей. Скрип деревянных осей… Тихое дыхание Вейки на нижней лежанке. Маленький Шут всегда спал наверху, Виртуоз считал, что там ему самое место. Верхняя полка была уже, и трясло ее сильнее, но Шуту там нравилось… Ему вообще все нравилось, до тех пор, пока Виртуоз не начинал сердиться.
Шут засыпал, покачиваясь в такт лошадиным шагам, и, погружаясь в мир грез, мечтал о том, что завтра не уронит ни одного мяча и Виртуоз похвалит его и позволит посидеть с ним рядом на козлах фургона, послушать удивительные песни про дальние страны. А Вейка прижмется к отцу с другой стороны и станет тихонько подпевать… И еще Шут мечтал о невозможном… о том, что однажды его найдет мама… Обнимет крепко-крепко и никогда, никогда больше не оставит одного…
20
Шутом назвала его Дала. Точнее он сам решил, что его так будут звать, но первой поняла это именно она.
В то время жене Виртуоза было не больше двадцати с лишком, а про Шута святой брат Бареон сказал, что тому уже, наверняка, минуло шесть годов. Монах привел его прямо к лагерю бродячих артистов и спросил хозяина труппы, который упражнялся, кидая в воздух пяток шаров, не надобно ли добрым господам хорошего ученика. За умеренную плату, разумеется.
Виртуоз — темноволосый, высокий и смуглый, с грубым шрамом на выразительном лице — мельком взглянул на предлагаемый 'товар' и пожал плечами. Равнодушного презрения во взгляде этого странного чужого человека было гораздо больше, нежели интереса. Виртуоз мало кого так не любил, как священников и всего что с ними связанно.
— На кой мне нужен этот заморыш? — спросил он, продолжая лениво перебрасывать деревянные шары, сбавив их количество до трех. Шут смотрел на него как завороженный, ловил взглядом каждое движение. Слова жонглера прозвучали как удар погребального колокола. Он ведь, хоть и маленький, прекрасно понимал, что в этот момент решается его судьба. И тогда Шут страстно, всем сердцем, устремился навстречу этому мужчине, от которого так диковинно пахло потом, лошадьми, табаком и еще множеством непонятных вещей.
'Ну, пожалуйста! — беззвучно, одними глазами, умолял он. — Пожалуйста, забери меня! Виртуоз же, казалось, не замечал ничего, кроме своих шаров. Брат Бареон, осторожно подтолкнул Шута в спину, чтобы хозяину труппы было сподручней разглядеть предмет сделки.