Шут

Оставшись один, Шут придвинулся ближе к огню и, ни о чем особо не думая, просто грелся у его тепла. Он был рад снова оказаться в этой комнате, где столько разговоров переговорено, столько дум передумано вместе… Потом подали вино, оно, конечно, оказалось восхитительно. Шут как мог растягивал удовольствие, подолгу смакуя каждый глоток — в Ферестре умели готовить этот божественный напиток… Но потом кубок все же опустел. А Руальд все не возвращался. И тогда Шут, повинуясь внезапному порыву, сделал то, чего делать, конечно, не следовало. Он набросил на плечи меховой плащ короля и отворил дверь в сад.

Луна светила сквозь густое покрывало облаков, то показываясь в случайном разрыве, то снова скрываясь за белесой пеленой. Снег уже перестал падать, но ветер, легко колыхая ветви деревьев, рассеивал по саду мерцающие серебряные искры. Шут плотнее запахнул плащ и, прикрыв за собой дверь, осторожно ступил на сверкающий белый покров. Мелодичный звон бубенцов и поскрипывание снега сопровождали каждый его шаг, вплетаясь в безмолвную музыку сада.

Он увидел ее не сразу, ибо принцесса двигалась так тихо, точно ее тело было соткано из воздуха. На фоне темных деревьев тонкие руки будто вплетались в узоры ветвей. Матушка Тарна ошибалась — принцесса не танцевала нагой, лишь ступни ее были босы, тело же скрывал облегающий светлый костюм, столь тонкий, что издали казалось, его и нет вовсе.

Едва Шут заметил ее, тайкурянка плавно завершила удивительной красоты движение и, опустив руки, шагнула ему навстречу.

— Здравствуй, королевский шут.

В бледном свете луны он с трудом различал черты лица принцессы, но одно было неоспоримо — перед ним стояла девочка. Ростом она едва доставала невысокому Шуту до переносицы, однако глаза глядели на него с мудростью отнюдь не свойственной детям.

Шут молча разглядывал ее. Штаны и длинная, до колен узкая рубаха тайкурянки были сшиты из тонкой оленьей кожи и украшены непонятной вышивкой. А черные волосы оказались короткими, как у мальчишки: неровно остриженные, в мелких завитках, сзади они едва касались тонкой шеи.

— Королевский шут… — нараспев повторила принцесса, обходя его кругом. Ее голос, отрывистый и с придыханием, походил на шелест листьев или всплеск ручья. — Как тебя зовут, королевский шут?

— Зовите меня Патриком, — он с трудом вытолкнул эти слова.

Степнячка улыбнулась насмешливо, снисходительно, как ребенку:

— Твое настоящее имя слишком дорого тебе?

Шут не ответил. Вместо этого он спросил сам:

— Зачем вы желали видеть меня? — прозвучало это совсем не так, как он хотел. Слишком резко и отрывисто. Слишком нервно…

Принцесса тихонько рассмеялась.

— Всего лишь хотела отблагодарить!

— За что? — Шут насторожился еще больше, почувствовав в ее ответе подвох.

— Ты очень помог мне! — глаза тайкурянки остро сверкнули в свете показавшейся луны, — Не будь ты столь предан своей королеве, я не смогла бы привести армию в Золотую Гавань так скоро, — увидев недоумение во взгляде Шута, она засмеялась вновь, еще звонче. — Подумай сам, не убеги она на свои острова, о какой войне была бы речь? Руальд едва не загубил мой план… А ты все сделал как надо — увел ее, не дал поймать. Получилось, как я и хотела!

— Война? Ты хотела войны? — Шуту показалось, он опять падает в бездну.

— Я хотела, чтобы мои люди пришли на вашу землю. Мне нужен был повод.

— Но… почему ты говоришь это мне? — воскликнул он, ожидая чего угодно, даже стремительного удара коротким кинжалом, который был пристегнут к бедру принцессы.

— Потому, что ты ничего не решаешь, шут, прячущий свое имя. — В ее словах не было ни насмешки, ни злорадства, а мерцающая на губах улыбка казалась даже ласковой. — Твои слова — что звон ветра в степной траве. Кто их услышит? Ты утратил свою силу, твой язык лишился своего яда.

Откуда она все знала? Откуда знала, что он потерял способность не только смешить, но и высмеивать.

— Ведьма… — глухо произнес Шут и вдруг почувствовал, как — не кинжал, нет… — маленькая теплая ладонь коснулась его щеки.

'А ведь она вовсе не замерзла', - как-то отстраненно, совсем без удивления, подумал он. Сам Шут уже давно продрог, несмотря на теплый плащ. Между тем пальцы принцессы заскользили по его лицу, будто разглаживая скорбные складки вокруг губ и глаз. А он был так изумлен, что даже не отстранился и не оттолкнул эту ладонь, твердую и шершавую от частых упражнений с мечом, но удивительно нежную…