Шутить и говорить я начала одновременно

Теперь же, чтобы уж покончить с детством, надо упомянуть и о развлечениях другого рода. Всю коллекцию наших пластинок вместе с проигрывателем мать продала сразу же после воины, что я восприняла как личную несправедливость. И в самом деле, тем самым она лишила меня музыки, столь необходимой в моем возрасте. О магнитофоне и записях мы тогда и понятия не имели, не знали, что они вообще существуют, другого источника музыки в доме не было. Радио, правда, было, но оно главным образом болтало, под него не потанцуешь.

А танцевать хотелось. Времена, правда, не слишком-то способствовали развлечениям, но молодость брала свое, и мы пытались танцевать, где могли. Что касается настоящих балов, о них приходилось лишь мечтать, изредка что-то похожее организовывали учреждения для своих сотрудников. Чаще всего устраивались либо вечера с танцами у знакомых, куда меня никогда не отпускали, либо мы с подружками бегали на дансинги, танцевальные площадки. Разумеется, танцевали и в ресторанах, но там я никогда не бывала. Поэтому вспоминаются наши с Янкой похождения на танцплощадках.

Мы с ней договаривались выручать друг дружку, если привяжется неподходящий партнер. А приглашали нас всегда, ни она, ни я стенок не подпирали. И вот на одной из танцплощадок стал моим постоянным партнером очень симпатичный поручик Войска Польского. Кружимся мы с ним в упоительном вальсе, и вдруг я вижу, что Янку подхватил явно неподходящий тип, ужасающе косоглазый. Езус-Мария, наверняка вцепился в девчонку, как репей в собачий хвост, сам не отвяжется, надо выручать подругу. С трудом избавившись от поручика, кинулась я к Янке, расцепила пару и громко заявила, что за ней пришел отец. Она сразу поняла – явная ложь, приводил нас на танцы мой отец, и он давно ушел. А я тянула ее за руку. Неохотно пошла Янка за мной в сторонку и спросила со злостью:

– Ну, ты чего?

– Как это чего? – удивилась я. – Спасти от кривого!

– Дура! – только и бросила Янка и помчалась к покинутому кривому.

Уж не спятила ли моя подружка? Я опять бросилась за ней и сделала новую попытку оторвать ее от партнера, она же лишь крутила головой и старалась оттолкнуть меня локтем. Мне было уже не до танцев, пришлось плюнуть на своего поручика (о чем я потом долго жалела), до конца вечера я крутилась рядом с подругой. Очень сильно во мне было чувство товарищества!

Когда мы шли домой, Янка задумчиво произнесла:

– Ах, ты ничего не понимаешь! Он сын Терпсихоры!

Точно, спятила. Не может быть у божественной музы таких потомков!

– А что мне за дело до того, что он кривоглазый? – возразила Янка в ответ на мои деликатные сомнения. – Да пусть у него глаз хоть на спине будет. Как он танцует! Такого больше нет на свете! Я готова танцевать с ним всю жизнь!

Я успокоилась насчет умственного состояния подруги, но разделить ее восхищения гениальным танцором не могла. Для меня всегда внешность играла первостепенную роль, эстетика прежде всего. А кривого мы с Янкой, к ее огромному сожалению, больше не видели. Моего поручика, увы, тоже.

Говоря о развлечениях, нельзя не упомянуть о велосипеде. Как я училась на нем ездить, я уже рассказывала. Мое детство прошло под знаком велосипеда, и это понятно. Много связано с ним и забавных, и трагических случаев. А в первые послевоенные каникулы...

Нет, не в первые, это были уже вторые, после того, как мы уехали из Бытома... Нет, все-таки в первые. По какой-то причине у меня получился большой перерыв в езде на велосипеде, давно не приходилось ездить, и я как-то растеряла навыки. Пожалуй, несколько месяцев не садилась на велосипед, отвыкла от него. Наверное, из-за того, что ходила в школу, а велосипеды наши остались в деревне, во всяком случае, в седле не сидела давно. А тут вдруг мы с подругой, не помню точно с какой – то ли с Янкой, то ли с Виськой, – отправились к ее родственникам в далекую деревушку. Итак, от велосипеда мы отвыкли обе. Что же касается велосипедов, то я ехала на своем, а она на одолженном у кого-то из знакомых, и ее велосипед следовало вернуть завтра же.

Такое путешествие и мытарства, с ним связанные, забыть человек не может. Потом я всегда сочувствовала участникам велогонки Мира, хотя, возможно, они совершали свою велогонку на лучших велосипедах, в отличие от наших, старых, с изношенными сиденьями и стершейся резиной. Трасса, которую нам предстояло преодолеть, протянулась на двадцать километров в одну сторону. Вроде бы ничего особенного, но для двух девчонок, давно не сидевших на велосипедах, она оказалась просто убийственной.

Последние километры перед деревушкой, уже в темноте, мы преодолели пешком, ведя велосипеды за рули. Луна давала изменчивый свет, не разберешь, что перед тобой: то ли яма, то ли кочка, поросшая травой, то ли еще что. Можно заехать не туда, костей потом не соберешь. Вот под этим предлогом мы поспешили слезть со своих велосипедов и добираться до цели пешком.

Разбитые и изломанные, все в синяках, чуть свет мы двинулись в обратный путь, ибо следовало вернуть в срок чужой велосипед.