И тут появился наш спаситель – грузовик. В полном отчаянии, не в силах взгромоздиться на велосипеды, сидели мы с подругой в придорожном рву, и при виде приближающегося грузовика одна из нас махнула бутылкой с чаем. Свершилось чудо, грузовик остановился! Оживившись, мы поспешили взгромоздить наши велосипеды в кузов, забрались туда же сами. Немного бока себе отбили, но велосипед сдали вовремя.
Еще помню, как мне пришло в голову спуститься на велосипеде по мостовой улицы Дольной до конца. Дольная в те времена была вымощена булыжником, и когда мой велосипед мчался вниз, казалось, я растрясла все ребра, которые теперь свободно перекатываются в моем теле. После этого я разлюбила велосипед.
Зато примерно в то же время у меня зародилась любовь к автомобилям. Шофер директора моего отца держал машину дома, а жил он недалеко от нас и, когда ехал на работу к своему директору, по дороге забирал и меня, подбрасывал к школе. Я клянчила – дай мне повести машину. Шофер, молодой парень, наконец не выдержал, допустил меня к баранке и заходился от смеха, когда под моим управлением машина ехала от одной бровки мостовой до другой. Ежедневная тренировка сделала, однако, свое дело, и мне удалось научиться ехать прямо. Поначалу не хватало ног для нажатия на педали, но потом и с этим я справилась. И автомобильная страсть овладела мной на всю жизнь.
До этого я пыталась ездить на мотоцикле с коляской, и он не вызвал у меня восторга. Такой мотоцикл был у дружка Янкиного брата, я, естественно, приставала как банный лист – дай сесть за руль. За городом, на проселочной дороге, меня допустили к рулю, и ничего хорошего из этого не получилось. Принципы вождения я уже знала, села за руль и заехала в кювет. К счастью, все обошлось благополучно. Я и не знала, что коляска так тянет в сторону. Освоившись с коляской, научилась ездить и на мотоцикле, но у меня быстро немела правая рука, и я поняла, что мотоцикл – не машина моей мечты.
( Я уже не раз говорила о том...)
Я уже не раз говорила о том, что в трудные послевоенные годы больше всего докучала нехватка денег. Мы с Янкой пытались торговать чулками, но заработок был ничтожный, пришлось вернуться к обычному для меня приработку – занятиям с отстающими учениками. Тяжелый это хлеб! И сил много кладешь, и денег мало зарабатываешь. А уж при моем характере каких нервов это стоило – не расскажешь. Ведь обучать приходилось самых безнадежных балбесов, от которых отступились и школа, и даже родители.
Осталась в памяти одна из моих учениц, некая Марыся Л. Не назову ее фамилию, не хочу позорить ее родных. Марыся была моложе меня на два года, и все свои силы – телесные и душевные – отдавала одной, но всепоглощающей страсти – любви к владельцу магазина с коврами на площади Унии. Магазин назывался «Тегеран», для Марыси это было имя возлюбленного, и оно не ассоциировалось для нее ни с каким географическим понятием. Часами околачивалась девушка у «Тегерана», а ее Тегеран не обращал на нее никакого внимания. Мы с ней проходили польскую литературу, Кохановского, я что-то пыталась вбить в ее тупую башку, на нескольких уроках твердила одно и то же, до нее не доходило. У меня уже язык заплетался и в горле пересыхало. В полном отчаянии я спрашивала свою дуру:
– Так какие чувства выражает Кохановский к Урсуле в своих «Плачах»? [24]
Отвечай, какие чувства?Эта идиотка долго-долго думает и, наконец, с чувством произносит:
– Пламенную страсть!
Остается лишь головой биться о стенку.
По причине стесненного денежного положения я старалась, что могла, делать своими силами. Когда мне было двенадцать лет, Тереса научила меня делать себе маникюр, и это умение оказалось бесценным для меня, на маникюршу я долгие годы ни гроша не тратила. А Тереса совершенно несправедливо пострадала за свой благородный поступок.
К нам в Варшаву она приезжала на субботу и воскресенье каждую неделю. Усталая с дороги и распарившаяся в поезде, она ввалилась в квартиру с криком «Пить!» и, схватив чашку с мыльной водой, оставшуюся после приготовления мною маникюра, осушила ее одним духом, приняв за чай с молоком. Потом устроила жуткий скандал, инсинуируя, что родичи специально приготовили ей эту отраву. Ничего, за нее она мне отплатила в свое время. Вот опять придется забежать вперед.
Каждый приезд Тересы означал генеральную уборку. У Тересы это стало манией – наводить в квартире порядок, причем наводила она его по-своему: все, что, по ее мнению, валялось в квартире без толку, она прятала куда попало, убирая с глаз подальше лишнее и тем самым наводя в квартире порядок. Совала куда угодно, найти после нее пропавшие вещи было очень трудно.