Швабра, Ленин, АКМ. Правдивые истории из жизни военного училища

Еще не достигнув пола, получаю два хлестких удара палкой по заднему месту. Попал, черт. Приседаю на корточки, вьюсь юлой, резко выпрыгиваю в сторону двери (в легкой атлетике этот фортель называют «лягушкой»), выбегаю. Сзади слышу довольное:

– Оттак!

Больно. Зато никаких нарядов. Но… По-прежнему холодно. Только в районе задницы горячо!

* * *

У нас новая рота, новый ротный. Была сорок пятая учебная группа, потом пятьдесят пятая. Теперь рота восьмая. И группа восемьдесят пятая. Гуд-бай, Лисовец! Наш очередной командир – капитан Кулаков, Алексей Борисович. Прибыл из Германии. И тут же получил среди нас кличку Триплекс. Вообще-то триплекс – это крепкое стекло, которое применяют в боевой технике. Но Кулакова мы так прозвали из-за очков с линзами-хамелеонами, которые он не снимает. Полезная для нас, курсантов, штука, между прочим. Заходит наш командир, скажем, в роту с мороза и полминуты не видит ни хрена. Очень удобно. Есть время среагировать. Появился он, допустим, после отбоя, когда ты в кальсонах шаришься у бытовки. Дневальный: «Смирррна!» А ты – оба, маневр и скрылся! Пока там его стеклышки отпотеют. Я вот в детстве читал про пиратов. Так они перед тем, как пойти на абордаж чужого судна, повязкой закрывают себе один глаз. Зачем? Чтоб ворваться в трюм, скинуть повязку и не привыкать после дневного света к темноте – один глаз-то уже привык. Может, и ротному нашему так же? Еще одни очки носить в теплом кармане?

Братский первый взвод нашей роты. Сверху, в фуражке и очках, командир роты Алексей Борисович Кулаков

Впрочем, между собой мы чаще называем ротного – Кулаков или Борисыч. Триплексом – редко, когда на него злимся. Ротный красив, высок, поджар, спортивен, широкоплеч. Волосы черные. Скулы в меру узкие, нос с хищными ноздрями-крыльями, подбородок чуть массивнее положенного. В отношении с курсантами Кулаков всегда сдержан. Голос повышает редко. Матерится тоже редко. Всегда безадресно. Никогда никого не оскорбляет. Блин, и где ты был, Алексей Борисович, почти два года назад, когда нас бросили Штундеру в лапы?! В роте остается еще наш взводный Мандрико. Язык общий офицеры нашли быстро, теперь они не разлей вода! Последствия этого альянса не замедлили отразиться и на нас. Дрючить роту стали красиво, элегантно и регулярно. В два хлыста.

* * *

Отбой. Не заснуть. Голод берет за глотку. Он побеждает бессонницу и усталость. Я лежу молча и смотрю в потолок. А в каждом углу нашей необъятной казармы шкрябают ложками и крякают от удовольствия, чифанят, в смысле едят. По микрогруппам. Можно, конечно, просто так взять, подойти и попросить: «Мужики, дайте пожрать!» Но я так не делаю, не принято это у нас. Еда достается с трудом, с риском. Особенно если нет денег. Ты стараешься, финтишь, создаешь запасы, а к тебе подходит халявщик и просит «Дай!». Нет, есть, конечно, у нас категория, для которой проблема голода не существует. Каптерщики, любимчики, еженедельно посещающие город, местные ребятки, которым мамы с папами привозят гостинцы и кидают через забор. Опальным курсантам труднее, они в город не ходят, и денег у них чаще всего нет. Вот и мы с Климом в плане чифана плотно сидим на мели. Нет, мы не жалуемся и как можем шевелимся. Вот месяц назад я решил создать «Сальный трест». Я выслал всем, кого знаю, специальные письма. Всем, от своей первой учительницы Лидии Ивановны Хрипуновой до малознакомой девушки Ирочки из соседнего подъезда. С предложением выслать мне килограмм соленого сала. Через три недели идея стала приносить доход. Сало пошло. Сначала им объедались после отбоя. Порой без хлеба, просто с чаем без сахара. Надоело. И когда я припер очередную посылку с «жирным золотом», Клим не выдержал:

– Давай его спрячем!

– Куда, в каптерку? Оно испортится!

– В снег зароем, и все!

– Где?

– Да вон у казармы! Склад тайный сделаем!

На дело пошли ночью. Долго препирались, где выбрать место, но потом зарыли в сугроб у курилки. Забили свой склад салом. А наутро пошел снег. Клим радовался:

– Хорошо! Совсем замаскирует!

Замаскировало так, что найти этот склад мы так и не смогли. Сколько в снегу ни копались. Профукали. Горевали день. И тут снова посылка. Теперь уже Климу пришли консервы. Шесть стеклянных трехлитровых банок отборной тушеной говядины. Вот судьба курсантская, то придушит слегка, то отпустит. Мы приволокли посылку с почты в казарму. Мой друг заботливо протер каждую банку ножным полотенцем и выстроил стекло на подоконнике в ряд. Потом нахмурился.

– Ну что, опять в снег?

– Я тебе дам в снег!!!