– Прости, что спросила. Прости, Олег. Просто мне показалось, что тебе плохо и нужно выговориться… – проговорила быстро.
Мужчина замирает, напрягается всем телом, но произносит мягко:
– Яна… Малышка, тебе не за что извиняться.
Он разворачивается ко мне лицом, и я вижу, как у него на шее часто бьётся пульс.
Облизываю губы и не могу лишить себя удовольствия прикоснуться к нему. Это желание дотронуться до Шведа просто сводит с ума, покалывает на кончиках пальцев, будоражит моё воображение и пробуждает желание.
Кладу ладони ему на грудь и медленно провожу по сильному телу, наслаждаясь крепостью и силой мышц. Обвожу пальцами кубики на его прессе. На его коже от моих прикосновений возникают мурашки, и я не могу сдержать улыбки.
Его кожа горячая. Грудь вздымается судорожно и резко.
Швед не отталкивает, позволяет мне трогать его.
Не сразу замечаю, как смотрит он на меня – пронзительно и одновременно туманно. Его глаза горят, в них переливается желание.
Его взгляд пробуждает что-то новое во мне. Что-то запретное, тёмное. За подобный жаркий и страстный взгляд мужчины можно смело прогуляться в Ад и обратно.
Чувствую себя развратной женщиной. Но мне нравится. Нравится, что я касаюсь Шведа. Нравится, что он рядом со мной.
– Ты странно на меня смотришь, Олег, – тягуче и хрипло говорю я.
На моём языке бьётся пульс. Внутри разгорается первобытное и дикое желание.
– Яна, ты будто моё наваждение и моё наказание. У меня голова рядом с тобой дуреет. Но при этом мне хорошо с тобой, девочка.
Его слова подстёгивают меня сказать следующее:
– Олег, я… хочу тебя…
И мои руки до сих пор на его животе.
Видимо, мои слова продирают его до основания, вытаскивают наружу инстинкты, и Швед набрасывается на меня, как изголодавшийся зверь.
Его губы сминают мои. Он пьёт и глотает моё рваное дыхание. Переплетает наши языки.
Я зарываюсь пальцами в его влажные волосы, царапаю ногтями его шею, прижимаюсь к нему всем телом и дрожу, стону ему в рот и хочу оказаться ещё ближе, ещё теснее.
Мужские руки сжимают мою талию, опускаются на ягодицы, и он отрывает меня от пола, закидывает на себя.
Скрещиваю ноги на его талии и ликую от наслаждения и предвкушения.
Он несёт меня в спальню.
Я с удовольствием прикусываю мочку его уха, потом зарываюсь носом в волосы, вдыхая его запах.
Боже мой… Швед пахнет потрясающе.
У меня всё внутри переворачивается от удовольствия вот так трогать его, целовать, кусать…
Он опускает меня на кровать, нависает надо мной и целует мою шею еле касаясь её губами, проводя языком к уху. По телу бегут мурашки, учащается дыхание…
Ощущаю силу его жаления. Хочется потрогать, хочется увидеть…
Прекрасную атмосферу разбивает на тысячи осколков звук телефонного звонка.
Это телефон Шведа.
– Твою мать, – шипит он и сжимает в руках ткань моего халата. – Я должен ответить.
Мужчина оставляет меня одну, раскрасневшуюся, сгорающую от желания… С силой свожу и сжимаю ноги, закусываю до боли губу и разочаровано стону от неудовлетворения. Не думала я, что это может быть так больно, когда кого-то сильно хочешь и не можешь получить желаемое.
– Да! – яростно отвечает Швед на звонок и когда слышит новость, меняется в лице. Он становится взволнованным и уже другим тоном произносит: – Уже еду!
Отбрасывает мобильник в кресло и вновь ложится рядом со мной. Обводит пальцами мои губы, целует в кончик носа и шепчет:
– Я должен ехать. Это срочно.
– И не может подождать? – вздыхаю печально.
– Нет. Мой друг Данте… Он пришёл в себя. Док вывел его из искусственной комы, и я должен к нему немедленно выехать.
Киваю и, касаясь кончиками пальцев его гладко выбритого лица, шепчу ему в губы:
– Я буду тебя ждать…
Он улыбается.
– Вечером приеду.
Глава 19
ШВЕД
Просыпаюсь очень рано. За окном темнота.
Тело ноет и крутит. Но это мелочь, чтобы сильно обращать внимание.
Мелкая спит крепко: смешно сопит и жмётся ко мне.
Мне бы улыбнуться, но не могу. На самом деле, меня пока не отпустило. Я всё ещё зол.
Слушая тихое сопение Яны рядом, злюсь: на себя, что упустил Хана; на самого ублюдка Хана, что оказался изворотливым и живучим; на своих пацанов, что тоже не удержали его.
Больше всего злюсь на себя. Очень много потерь. Хорошие парни погибли из-за конченого урода. И опять же по моей вине.
Не могу просто лежать. Мысли и самоедство сведут с ума.
Осторожно выбираюсь из кровати, понимая, что больше не засну, и отправляюсь в душ.
Хотя по-хорошему мне нужна груша для битья, чтобы выплеснуть всё, что накопилось.
Вообще удивительно, как много дерьма принёс в мою жизнь Хан.
Надо же, Макар сделал ставку на меня, а ему дал пинка под зад. И мне никогда не рассказывал о моём предшественнике. Бля, лучше бы Макар ещё тогда всадил мудаку пулю меж глаз.
Пока думаю, вспоминаю годы, проведённые с наставником, и за этими размышлениями начисто выбриваю лицо.
Потом врубаю холодный душ, чтобы кровь, кипящая от гнева, хоть немного остыла.
И стою под упругими ледяными струями до тех пор, пока не застучали зубы. Тогда и переключаю на кипяток.
Горячая вода согревает.
Контраст немного снижает градус дури в башке.