Доченьки. Глупые мои, родные. Как же так все произошло нелепо и странно, доченьки. Ведь вы же мои, плоть моя и кровь, и душа моя… По крайней мере, так было всегда. С того самого момента, когда принял вас на руки, когда встречал Лизу из роддома. Сначала Оле заглянул в лицо, потом Поле… И долго изумлялся и умилялся тому обстоятельству, что личики-то абсолютно одинаковые. Правда, потом для изумления уже времени не было, когда Лизу через две недели в больницу забрали с жутким маститом. И началась беготня от кроватки к кроватке, и ваши голодные крики, доченьки, и суета с бутылочками, с памперсами, с распашонками-пеленками-ползунками, которые надо было постирать и погладить… И памперсы эти менять… Да вас же на руки было страшно брать, такие вы были крохотные! И сердце отцовское заходилось страхом и жалостью…
И ничего ведь, справился. И потом тоже, когда Лиза с этой страшной болезнью боролась… Им же по три годика было всего, когда он Лизу похоронил. Потом Настя в их жизнь вошла…
Да, с Настей он жестко поступил, девчонки тут правы. Их можно понять. И правильно, что встали на ее сторону. Теперь еще и родной отец для них выискался… Все как по писаному. Судьба знает, что и кому дать. Хороших людей одаряет, а глупых наказывает. И поделом ему, что ж… Не иди на поводу у своих желаний, всегда рассудок включай! Ишь, неземной любви ему испытать приспичило! Солнечного удара захотелось, черт возьми! Вот и получил под дых… Оглох и ослеп. И себя окончательно потерял…
Он и сам не заметил, что едет в сторону дома. Своего бывшего дома. А вот и знакомая улица, и въезд во двор, где все такое привычное, до боли родное… Детская площадка, где гулял с девчонками, заросли шиповника, тополя, а в центре двора огромная липа… И скамейки у подъездов… Сейчас пустые – поздно уже. Обычно на них бабушки сидят, жизнь всего двора контролируют – мышь не проскочит.
Вот музыка с пятого этажа слышна – опять соседа колбасит, наверное. Как напьется, так никому покоя с этой музыкой нет. И репертуар всегда один и тот же – все хиты восьмидесятых один за другим шпарят. Разухабистые, шальные. Про «яблоки на снегу», про «два кусочека колбаски»… Ничего в родном дворе не изменилось, все по-прежнему!
А в Настином окне ночник горит. А у девчонок в окне темно. Еще домой с репетиции не пришли, наверное. Может, позвонить им? Предложить встретить да потом домой отвезти? Или не стоит звонить? Они ведь наверняка откажутся…
«Два кусочека колбаски» сменились тоскливым вступлением к тоже знакомой до боли композиции – «…там, где клен шумит над речной волной…». Сосед сегодня в ударе, наверняка хорошо на грудь принял. И ладно, и пусть… Песня-то все равно хорошая. Душевная. Грустная, под стать настроению. «Опустел тот клен, в поле бродит мгла, а любовь, как сон, стороной прошла…»
Настино окно вдруг осветилось ярко – не спит, значит. Или они с этим… Вместе не спят. А может, его дома нет? Может, на дежурстве? Есть же у него ночные дежурства, если шофером на «Скорой» работает? Вдруг повезет?
Решился, вытянул из кармана телефон, кликнул Настин номер. Она тут же ответила – голос был тихим и хриплым:
– Да, Валь… Чего ты так поздно? Случилось что-нибудь?
– Нет, ничего… Что у тебя с голосом, Насть?
– Болею… Простыла сильно. С ног свалилась. Температура высокая.
– Может, помощь нужна?
– Да какая помощь, Валь… Говори, что тебе нужно?
– Да я просто поговорить хотел. Ты одна дома?
– Одна. У Никиты сегодня ночное дежурство.
– Тогда можно я поднимусь? Я тут во дворе стою. На окно твое смотрю.
– Ну что ж, поднимись, если уже во дворе… Только не пугайся моего ужасного вида. И если можно, недолго…
– Да, хорошо. Мне только поговорить!
Быстро вышел из машины, так же быстро дошел до подъезда, бегом взбежал по лестнице. Торопился, будто Настя могла передумать. Но она уже ждала, стояла в открытой двери, запахнув на себе длинный махровый халат. Когда он подошел, спросила хрипло:
– Ты пьяный, что ли?
– Да нет… Вина выпил совсем немного. Не считается.
– И за руль сел?
– Да я ж говорю – немного совсем…
– Ладно, проходи. Хочешь, я кофе сварю?
– Давай я сам сварю. А ты просто посидишь.
– Давай. А то у меня сил совсем нет… Температуру никак не могу сбить. И как я так умудрилась простыть, не понимаю!
– Бывает… Сапожник всегда без сапог. И врачи тоже болеют. А может, мне в аптеку сбегать? Ты только скажи…
– Нет, не надо, у меня все есть. Да и девчонки скоро придут. Так что у меня мало времени для разговоров, Валь.
– Да, я понял… Я недолго, Насть. Вот и кофе уже готов… Будешь?
– Нет, не хочу. Ты сам пей… Тебе ж еще обратно ехать. Так о чем ты хотел поговорить, Валь?
– Да я сам толком не знаю, о чем… О том, что я идиот, наверное. Что мучаюсь этим в последние дни. Так мучаюсь, что просто не знаю, как жить дальше. Что мне делать, Насть? Не знаю…
– Ну, тут я вряд ли тебе могу чем-то помочь…