Шведская сказка

Вдвоем, кряхтя и соскальзывая по настилу, потащили одного за другим. Финны, не смотря на темень, видно их заметили. Один раз даже стрельнули – вжигнула пуля мимо плеча старого полковника. Но, поняли, что русские не переправляются, а мертвых своих уносят, и чей-то окрик послышался, стрельбу запрещающий. Опять тишина наступила.

С рассветом Киселев с казаками вернулся.

- Ну! – с мольбой и надеждой к ним кинулся Веселовский.

Казаки глаза отводили в сторону, удрученно. Митрий ответ держал:

- Не пройти! – хмуро буркнул. – Чуть дальше поста лагерь их стоит. Войска там… не меньше полка, а то и двух, будет. Всякие. И пешие, и конные. Густо их там. Пройти можно, но если токмо в обход. Верст с десяток круг делать придется.

- А…? – упреждая вопрос, Митрий кивнул:

- Видели мы кибитку эту самую черную. Прям посередке стояла. Этот… ну офицер шведский, что с ней был, очень долго спорил с самым главным из шведов. «Енералом», что ли. Бумагу какую-то показывал. Видно важная птица…

- А Оленька? – молящее спросил старик, затаив дыханье.

- Не видели мы барышню, ваше высокородие. – опустил голову сотник. – Может в кибитке она… Так, не выходила.

- И дальше что? – старик еще на что-то надеялся.

- Этот офицер долго спорил с «енералом». – Митька сапоги разглядывал. - Почти кричали друг на друга. Опосля «енерал» развернулся резко и ушел. А тому офицеру целый конный отряд дали. С полсотни. И дальше поехали.

- Горе-то какое! – полковник опустился опять на землю. Казаки потоптались и рядом сели, сами все в раздумьях.

- В Нейшлот надо ехать! – вдруг схватился за соломинку спасительную Алексей Иванович. – Да. да! В Нейшлот. Там маеор Кузьмин, ветеран старый, он все ведает, что на шведской стороне делается. Там и Петька мой, жених Оленькин, где-то у шведов. Сыщем, сыщем, кровиночку нашу. Поехали, казачки до Нейшлота.

Митрий с казаками и не возражали. Делать-то что-то надобно!

Глава 20. Дела военные, дела амурные.

«Всякого влечет своя страсть»

Вергилий

Эх, и хороша же была фрейлина Дарья Щербатова. Эти тайные встречи, эти ночи, наполненные ароматами любви, эта все поглощающая страсть, а с другой стороны, стареющая императрица, которой нужно все равно уделять внимание, и если не в алькове спальни, то хотя бы присутствовать на скучных советах, говорить умные слова, когда все мысли там, в объятьях прекрасной фрейлины. Как трудно было бедному фавориту Мамонову! Давно весь двор шептался о бурном романе фаворита и фрейлины. Пока только Екатерина была в неведении, погруженная в государственные беды и совершенно бессмысленную войну со шведским кузеном.

Но мир не без добрых людей, шепнули императрице. Будучи женщиной, она лишь взглянула искоса на Мамонова, потом на Щербатову, и все стало ясно. Для очистки совести – а, вдруг, ошибаюсь, чем черт не шутит, может померещилось на старости лет, напраслину возводят на любимого Сашеньку, - Екатерина вдруг позвала к себе фаворита:

- Сашенька! – начала она ласково, - Вижу в тягость тебе все дела наши скорбные, да и я совсем тебя забросила, не могу, как прежде веселиться. Пьес потешных боле не сочиняем вместе, все какие-то памфлеты пишу в одиночестве. Совсем одолел меня фуфлыга шведский. Да и старею, старею я… а ты все боле скучаешь.

- Что ты, матушка! Ты любой своей фрейлины краше и моложе. – обеспокоился Мамонов.

- Ну уж таки и любой! Тем более, что и правда, в матушки гожусь. – усмехнулась Екатерина. – В общем, Сашенька, решила я озаботиться судьбой твоей. Не век тебе со старухой куковать. Намерена я ныне иначе тебе счастье устроить. И невесту присмотрела тебе подходящую, дабы фамилия твоя всегда благоденствовала. А дочь графа Брюса составляет в России наипервейшую, богатейшую и знатнейшую партию. Женись на ней, Саша! На будущей неделе граф будет при дворе генералом дежурным, так я прикажу, чтоб он с дочерью во дворец явился.

Мамонов побледнел весь, в ноги рухнул царице:

- Матушка! Ежели и правда мне счастья желаешь, то позволь иначе мне выбор свой сделать!

- Как же? – прищурилась Екатерина. А сама вся напряглась внутри. Вот оно! Сейчас все и откроется.

- Не хочу я с графом Брюсом и его фамилией дела иметь. Я давно уже жаждал открыться, уповая на милость твою, да все дела и заботы мешали. Сколь раз хотел, да то одна война, то другая.

- Ну так откройся! – внешне безразлично произнесла царица.

- Полтора года, как смертельно я влюблен во фрейлину твою, Дарью Федоровну Щербатову. – сказал, а сам голову опустил – что-то будет?

Императрица помолчала. Комок горький в горле застрял, не протолкнуть. Аж дыханье сперло. Вот оно что, значит, люди не лгали. Выдохнула, стараясь говорить, как можно спокойнее: