- Ну, теперь, я надеюсь, вы будете довольны? – произнес Петр Федорович и соединил руку своей жены с рукой поляка. – Ну дети мои, - продолжал дурачиться великий князь, - вам меня кажется более не нужно. – И ушел с Воронцовой.
Ах, какие сладкие были те ночи! Всего четыре. Государыня Елизавета Петровна вмешалась:
- Срамотища! Жена наследника престола с иноземным посланником блудит! – отчитывала она Екатерину.
- Это не блуд! – пыталась защищаться невестка. – Это любовь!
- На твоей любви заговоры возводят! Нечто не понимаешь этого? – возопила императрица. – Горе мне, горе! Да что ж за напасть такая? На кого престол российский оставлю? Петрушка – глуп. Пьет беспробудно и мечтает всю Россию по примеру Фридрихуса прусского перекроить. А мы бьем оного короля и нечего с него нам в пример брать. А великий князь дальше собственного носа ничего не видит, из-за толстого зада Лизки Воронцовой, да и сводничеством занимается. И кого? Собственной жены с полячишкой. Хорошо хоть наследника успели родить. Уйди с глаз долой! А полячка твоего тот час вон прикажу выслать! – кричала уже вдогонку.
Так и расстались влюбленные. Через четыре года умерла Елизавета Петровна, на престол взошел Петр Федорович, да ненадолго. Вскоре молодая вдова уже была на троне в одиночестве. Вот когда воспрял Станислав. Но, молодая императрица не спешила встретиться с бывшим возлюбленным. Да и вокруг нее толпились широкоплечие, задиристые и неуступные братья Орловы. Не подпустят!
В Польше умер Август III. Страна опять погрузилась в хаос шляхетских распрей. Наследников-то не было. Станислав старался увернуться от всей этой суеты, но за него решила все Екатерина:
- Во время пребывания в России он оказал своей родине услуг больше, чем любой из министров Речи Посполитой!
Российский посланник Николай Васильевич Репнин и объявил в сейме:
- Такова воля императрицы! – Поляки было вспыхнули, но… сорок тысяч русских штыков у границ и 4 миллиона 400 тысяч рублей взяток были серьезными аргументами за кандидатуру Станислава-Августа .
Корона Польши, так нечаянно упавшая на голову сыну мазовецкого воеводы Понятовского и его жены Констанции, урожденной княгини Чарторыйской, стала ему безразлична, как только он понял, что былого не вернешь.
Теперь он был легкомыслен, безбожен, предан веселой, развратной жизни, совершенно неподготовлен к той роли, которую ему навязали. Его мало интересовала судьба Польши, навязанная ему вместе с короной, он так и не сумел снискать расположение поляков, которые видя его равнодушие под конец возненавидели его. Страной управлял Репнин. Даже театральные представления в Варшаве не начинались до тех пор, пока свое место в ложе не займет русский посланник, и даже король был вынужден ждать.
Собранный сейм 1766 года должен был по указке из Петербурга решить вопрос о диссидентах . Россия потребовала уравнять их в правах с католиками и даже ввести в законодательные учреждения. Это вызвало бурю возмущения среди польских магнатов и католической верхушки. Король слабо протестовал:
- Убедите императрицу, - доказывал он Репнину, - что ее последние приказания, как гром среди ясного неба, и для меня лично, и для всей Польши.
- Ее императорское величество не понимает, какую опасность для короля, и для всей Польши, будут представлять диссиденты, допущенные к законодательной деятельности. – Репнин передавал слова Екатерины, но у самого кошки скребли на душе. Настроение в Польше было таково, что без введения русских войск дело закончиться не могло.
Он отписывал в Петербург: «Здесь множество безумных и беспутно-отчаянных голов, которые говорят, что лучше до крайности дойти и потерпеть разорение от русских войск, чем пойти на принятие диссидентства. Клянутся скорее погибнуть, чем допустить какое-нибудь послабление».
Каждая встреча короля с Репниным заставляла Станислава морщиться, как от зубной боли.
- Как мне все это надоело! – думал про себя несчастный король, - католики, протестанты, православные. Почему я должен все время приспосабливаться? Я же обещал Репнину провести через сейм религиозную веротерпимость, а им все мало! О, Екатерина, во что ты меня втянула…
- Я другого не могу даже представить! – произнес Станислав вслух, что рассердило Репнина:
- Ее императорское величество всегда будет желать благосостояния Польше, но в тех, кто противиться, она видит злодеев не только спокойствию вашей страны, но и своей собственной особе. Я буду вынужден арестовать епископов краковского и виленского, как первых противников дела и возмутителей здешнего покоя.
- Но вы этим лишь оскорбите меня и нанесете вред мне! – попытался возразить король.
- Очень жаль, если вы так понимаете, - жестко парировал Репнин, - но я должен дать, наконец, почувствовать гнев ее императорского величества тем людям, которые пренебрегают собственным благосостоянием. Ваша родня, Чарторыйские уже открыто заявляют, что скорее выгонят диссидентов, чем согласятся на уравнивание их прав.
- Я постараюсь их образумить. – Вяло отвечал Станислав-Август. Но Репнин его уже не слушал: