- Надобно панам ясновельможным опасаться сильно сотника Гонту. Верные люди сказывали обижен он на шляхту. Подбивал на бунт старого Дуску, только помер тот на днях, ныне Гонта над всеми козаками уманьскими за главного. Коли не запрете сотника, пан ясновельможные, беде быть. Железняк уже неподалеку от Умани. Переметнется Гонта к нему. Просим защиты у вас, панов великодушных, а в знак признательности нашей, что не откажете евреям бедным, примите подношение в три тыщи золотых червонцев.
Переглянулись Цесельский с Младановичем. Железняк-то где еще, стены у нас крепкие, комендант надежный, пушки имеются, а золото… вот оно. Кивнули важно, защиту пообещали. И вызвали Гонту срочно в город. Прискакал сотник и в кандалы тут же взят был. Народ на площади собрали, быстро виселицу соорудили. Но в толпе многие хмурились, знали сотника, как доброго козака, как любимца самого воеводы киевского Потоцкого. Не стерпела пани Обуховская, вдова полковничья, за всех крикнула Цесельскому:
- Не гоже пана Гонту по навету казнить! Всем ведомо, как любит его пан Салезы Потоцкий! Оставьте в живых, ручаюсь за него!
Из толпы крики послышались:
- Не гоже!
- Ручаемся!
Цесельский и сам вдруг задумался. Переглянулись с Младановичем. Забыли впопыхах о том, что Гонта и правда любимец воеводин. Как бы потом самим башки не лишиться. Крут, ох, как крут на расправу, князь Потоцкий.
- Ладно, Гонта, - решили, - возвращайся в степь.
Сняли кандалы с козака, потер он руки занемевшие, после поклонился поясно народу, на коня вскочил и был таков.
Совсем поникли евреи уманьские, увидев, что отпущен тот, кого боялись они. Долго толковали промеж себя. Крик подняли, ругались, руками размахивали. Горячились Лейба Шаргородский и Мойша Менакер:
- Драться надобно будет братья евреи. Никому верить нельзя.
- Откупимся – не соглашались другие. – Пошлем дары к Гонте, чтоб сидел на месте, в степи, не шел к Железняку. – Большинство таких было, на том и порешили. Плюнули на них Лейба с Мойшей:
- Ох и пожалеете потом, гои, да поздно будет! – ушли с толковища. Остальные нагрузили возы с добром всяким, в степь отправились, Гонту задабривать.
- Пощади нас, любезный пан Гонта, - поклонились низко, - защити от гайдамаков. Один ты с ними совладать можешь. Не даром любезного пана так любит ясновельможный князь воевода Потоцкий.
Усмехнулся сотник, верные люди дали ему уже знать - чьему навету он обязан был виселицей. Подумал про себя:
- Будет вам защита, поганцы, - а вслух сказал:
- То добре, панове жиды, похлопочите пред паном Цесельским мне приказание выступить против Железняка.
Выхлопотали евреи приказ, но Цесельский отправил вместе с Гонтой трех шляхтичей-полковников, следить за козаками. Выступили сотни в поход. Правда, Гонта тут же объявил полякам:
- Можете, ваши милости, ехать прочь. Мы в вас не нуждаемся и вашей крови не хотим. – Полковники поспешили убраться поскорее назад в Умань. А Иван Гонта повел свои сотни к Железняку.
В лесу встретились. Есаулы верные, Бурляй, Шило, Журба, Голобородько, на ковре лежали, горилку попивали, салом с хлебом закусывали. Атаман в сторонке на пеньке примостился, по пояс голый, весь коричневый от загара. Цирюльник из местных, полуаршинной бритвой скоблил голову козака, мылил куском грязного мыла, поливал из кувшина водой.
- Сидай с хлопцами, Гонта, - показал на ковер Железняк, - угощайся покуда. – И цирюльнику:
- А ты, давай, брий гладенько, тильки оседелец не зрижь.
Брадобрей старательно скоблил голову запорожца, с треском, словно чешую с рыбы счищал. Иногда соскакивал с гладкой головы кусочек кожи, и тогда цирюльник хмурился, поливал порез водой, смывая льющуюся кровь, и снова усиленно мылил. Железняк успокаивал:
- Плюй на то, хлопец. После землей присыпем. Яка то кровь? У нас шапки красны, пид ними крови не видно.
Бритье завершив, толковал Железняк сотнику уманскому про указ царицын. В круг всех козаков собрали, подьячий, к войску прибившийся, читал вслух. На день завтрашний костры гайдамацкие запылали в окрестностях Умани. Взять с ходу крепость не получилось. Комендант Умани Ленарт умело оборону возглавил, встретил бунтовщиков картечью, на голову козакам полетели камни, бочки, горшки, мешки с песком. Жители вылезли на стены, помогали гарнизону, даже богословы ученые взялись за сабли и ружья. Козаки отступили.
Меж тем из Умани исчез Цесельский. Остался за все отвечать губернатор Младанович. Страшно стало. Решил поляк договориться попробовать с козаками. Тайно связался с Гонтой. Обещал крепость сдать, при обещании не резать католиков, шляхту и поляков вообще:
- В жидах же козаки вольны. – добавил посланец Младановича.
Атаманы, переглянувшись, сказали:
- Пусть все поляки в костелах укроются, не тронем! Открывайте ворота.